Средний и младший Бакаевы, воспользовавшись, что камне метатели отвлеклись, обошли нападавших с фланга, им оставалось пробежать всего несколько шагов, когда из-за бетонной стены, хромая, но уверенно сжимая длинную, двухметровую трубу, путь братьям застил, внезапно появившийся, Орлов, что коротким, резким движением кончиком трубы «вправо-влево», выбил нож из руки младшего и шустрого Искандера, заставив последнего болезненно закричать, после чего убегать от страшного врага, прижимая к животу поврежденную кисть.

Вся эта страшная картина, промелькнувшая перед глазами Ефрата, сопровождалась тщетными потугами вздохнуть, отчего парень понял, что сейчас он умрет от удушья.

Секунда, вторая… вдруг Ефрат смог вытолкнуть комок из груди и вздохнуть. От радости Ефрат крикнул что-то непроизносимое, но все его сторонники хорошо поняли команду и бросились назад, подальше от разъярённого учителя и его страшного оружия, которым он успел подло перетянуть поперек спины убегающего и безоружного Искандера, а теперь примеряется к, отступающему, бестолково размахивающему ножом, Санаху.

— Бежим! Бежим! — храбрые воины бросились назад, в сторону спасительной калитки, ведущей со стройки, где люди, цивилизация и безумный учитель не бьет несовершеннолетних детей по головам железной палкой…

Орлов не преследовал нападавших, он стоял, тяжело опираясь на водопроводную трубу и отрывисто дышал, очевидно, что рукопашная далась ему нелегко.

— Вы кто? — чуть-чуть отдышавшись, преподаватель шагнул к нам.

— Мальчики, ну что вы нас не подождали! — на тропинке, вьющейся среди куч мусора и стройматериалов, показались наши барышни, осторожно, чтобы не замарать обувь, выбирающие сухие и чистые места: — Здрасьте, Виталий Ефимович. Ой, а это кто?

Таня остановилась возле лежащего на земле, Ганифа и, осторожно тронула его носком туфельки в бок.

Ганиф вздрогнул и приподнял окровавленное, в глубоких ссадинах лицо, обвел нас безумными глазами и начал слепо шарить руками по поверхности грунта, очевидно, пытаясь нащупать, отлетевший в сторону нож.

— У ты какой упрямый. — разочарованно протянул учитель, похромал к парню, вздернул его голову вверх, и, странно изогнув шею раненому, надавил плечом сверху на голову Ганифа.

— Виталий Ефимович, а вы что собрались сделать? — любознательно спросил я.

— Шею ему сейчас сверну и скажу, что так и было. Он все равно неисправим, сегодня отпустим, он завтра ножик другой возьмет и любого из нас зарежет. Ганиф тихонько завыл, из глаз его потекли слезы.

— А ты что заплакал? Жить хочешь? — учитель склонился над парнем: — А со мной вы что хотели сделать? Спросить домашнее задание?

— Это Ефрат сказал, я не хотел…

— Слушай сюда. Еще раз тебя увижу- доделаю то, что сегодня не доделал. Вали отсюда.

Орлов отпустил голову Ганифа, и тот, потеряв равновесие, упал на спину, но почти сразу перевернулся и побежал, сначала на четвереньках, очень медленно, но через несколько шагов смог встать на ноги и ускорится…

— А теперь с вами разберемся. — Орлов сдернул с моей головы измятый пиджак: — Ну и зачем вы в это дело влезли?

— Виталий Ефимович, мы думали, они вас убивать собрались…

— Ну даже если собрались…- Орлов задумчиво пнул по валявшемуся под ногами ножу: — Я же их специально в укромное место заводил, а там бы все они и остались…

— А вы разве не здесь живете? — я махнул рукой в сторону высоких зарослей канадского клена, из-за стены которого доносился запах сгоревшего в печи угля.

— Нет, конечно. У меня нормальная квартира в новом доме.

— Виталий Ефимович, а не могли бы вы нас научить…

— Чему научить? — усмехнулся преподаватель.

— Ну это… защищаться. — пробормотал Вадик.

— Защищается — это не ко мне. Вон, на стенах полно объявлений, и самбо и карате, и дзюдо, выбирай на любой вкус.

— Виталий Ефимович, вы же понимаете, что жизнь как-то резко поменялась, и сейчас самбо или карате, для того, чтобы выжить, уже недостаточно. — я посмотрел в глаза учителю: — Меня за последние месяцы раз пять пытались убить.

— Я, Саша, тоже обучен исключительно убивать, по-другому не умею. А вы к этому готовы? — Орлов посмотрел на застывших, с открытыми ртами, девочек.

Маша покраснела от злости, ее глаза сузились и заледенели, очевидно вспомнила свою беспомощность перед братьями Бакаевыми.

— Я готова, Виталий Ефимович. — твердо и раздельно, проговорила она: — Я бы с удовольствием сбежала из этого города, зажмурив глаза и заткнув уши, чтобы не видеть и не слышать этого ужаса, но у моей семьи такой возможности нет, и мне надо выживать.