Стоит ли говорить, что мой совершенно противоречащий здравому смыслу рассказ произвёл на разведчика неизгладимое впечатление.

После того, как я закончил, он ещё долго не мог прийти в себя, глотая ртом воздух. А когда немного оклемался, то дрожащим голосом переспросил:

— Личное дело из архива в простом вагоне чёрт знает в каком городе валяется?! Они там охренели, что ль, совсем?!

— Не в простом, а в «столыпинском», — поведал я очередное враньё. И чтобы не углубляться в это безумие, решил перейти к рассказу о себе: — Ну а я попал на фронт случайно. Убежал после школы на передовую. Там меня поймали и хотели вернуть обратно в Москву, но началось немецкое наступление. Противник взял Чудово, и мы оказались в окружении. Там-то меня и пленили.

Разведчик выслушал мои слова, в общем-то, с интересом, однако мне показалось, что часть рассказа он пропустил мимо ушей. Сейчас его интересовало совсем другое.

— В каком, вы говорите, городе архив с моим делом? — переспросил он, когда я закончил.

Я понял, что переборщил с историей и решил предать всё огню.

— В Новске дело было. У железнодорожного депо. Но вы не волнуйтесь. Там всё сгорело дотла. Там рядом состав с боеприпасами был. Он взорвался, и полгорода разнесло.

— А архив?

— Я лично видел при отступлении, что вагон с архивом сгорел, — в очередной раз решил соврать и сгустил красок. — Да там не то, что вагон, там от города камня на камне не осталось, Люфтваффе, наверное, пару тысяч тонн бомб всяких на него вывалило, а потом танками раскатали то, что осталось!

Разведчик, до этого ходивший взад-вперёд, присел на лавочку, чуть подумал и спросил:

— А что ещё было в деле?

— Я точно не помню. Помню, что вы родились в городе Воронеж в 1890 году в семье служащего и учительницы немецкого языка…

И я рассказал часть биографии, которая была доступна в интернете. Учился в МГУ на юридическом факультете. По окончании университета был завербован и в силу хорошего знания немецкого направлен на работу в Народный комиссариат иностранных дел СССР. Вскоре прошёл обучение в созданной в 1931 году Генрихом Ягодой специальной ленинской технической школе разведчиков под названием «Воронья слободка» и после этого в 1932 году был переправлен вначале в Италию, а потом и в Германию.

— Точных дат я не помню, но вроде бы всё было так, — закончил свой рассказ я.

— Это уму непостижимо! — прошептал псевдо-фельдфебель, качая головой. — Просто сумасшествие какое-то!

Я вновь хотел было начать успокаивать разведчика, но тот вдруг резко повернулся и спросил:

— Скажите, а о чём-то более существенном вам известно?

— Вы имеете в виду ваши операции за рубежом?

— Да.

— Нет! Не знаю.

В этом я тоже решил слукавить. Знал я и помнил кое-что из его работы, вот только ему говорить этого не хотел. Не надо человеку лишний раз нервничать. Да и вообще, тема его биографии была очень скользкая. Я действительно даты не помнил, и если бы сейчас разведчику удалось втянуть меня в полемику, то могла бы случиться неприятная накладка. В рассказах об операциях я вполне мог упомянуть ту, которая ещё в этой истории не произошла, и тем самым мог нарушить в историческом процессе что-то важное как для меня, так и для нашей сражающейся с врагом страны. Исходя из этого, я решил больше ничего существенного про прошлое и будущее собеседнику не говорить, и вообще дал себе установку с послезнанием обращаться предельно осторожно.

Разведчик посидел в задумчивости, а потом ругнулся на немецком:

— Это бред какой-то! Всё наша русская безалаберность и беззаботность! Секретный архив в вагоне какого-то городишки! — он тяжело выдохнул, махнул рукой, повернулся ко мне и сказал: — Ладно, с этим потом выясню. А сейчас вернёмся к вам. Так, значит, вы фронтовик и воевали на фронте?

— Да.

— И вас в плен взяли?

— Да.

— А скажите, в каком звании вы в РККА?

— Ни в каком, — честно ответил я. — Обычный красноармеец, — а потом, кое-что, вспомнив, добавил: — Правда, меня на время сделали комиссаром нашей дивизии, но потом, наверное, полномочия мои были сняты ввиду того, что дивизия вся погибла.

— Комиссаром дивизии?

— Да.

— В семнадцать лет?

— Да.

— Вы хоть представляете, как неправдоподобно и глупо это звучит? — вздохнул он.

— Представляю. Но что делать? Как было, так и рассказываю. Между прочим, Аркадий Гайдар в моём возрасте вообще полком командовал! И в РККА его тоже по возрасту не брали!

— Гм, ладно. Так вы говорите, что вся дивизия погибла? Вся, кроме вас?

— Не совсем. Некоторым товарищам удалось вылететь с немецкого аэродрома. Для этого, правда, пришлось нам угнать у немцев самолёт. Но мы справились, и остатки дивизии вместе с раненым комдивом улетели в тыл.

— И что, удачно перелетели линию фронта?

— Взлетели удачно, а как долетели, я не знаю.

— А что ж так?

Мне показалось, что разведчик надо мной насмехается. Но я всё же ответил:

— А как я мог узнать об успешности полёта, если меня там по техническим причинам не было? Впрочем, не было у меня связи и с нашими войсками за линией фронта.

— Так я не понимаю, почему вы вместе со всеми не полетели?

— Прикрывал отход, находясь на дереве. А потом уже не успел. Там немецкая колонна угрозу стала представлять. Пришлось остаться.