Шрифт:
– Парень...
– угрожающе начал Носатый.
– Как хочешь, - мальчик пожал плечами.
– Умолкаю. Только, по мне, лучше бы жертвы приносили богам, а не...
– Нет, нет, и не говори, - прервал его человек.
– Ты не знаешь, что за время было, пока не навели порядок. Разруха, мятежи, войны гражданские! А восстания рабов? А Катилина? А...
– Почему это не знаю?
– фавн в недоумении развел руками.
– Прекрасное время было. Помню как сейчас. И город был не то, что нынче.
– Все время забываю...
– Что я старше тебя на полтысячи лет. Конечно! Кто я такой, чтобы об этом помнить!..
– Он пустил петуха, закашлялся и сипло пробормотал: - П-переходный возраст. Не обращай внимания. V
– Ну, не сердись, - миролюбиво прогудел Носатый.
– Ты, конечно, видел больше моего...
– Тебе и не снилось.
Фавненок наглел на глазах.
– ...и не можешь же ты не понимать, что железный век кончается и наступает золотой... и рано или поздно...
Гость посмотрел на поэта ясными глазами и тихо сказал:
– Давай сменим тему.
– Ты... не увиливай!
– Носатый вскочил на ноги и заходил взад-вперед по комнате.
– Да, не все еще у нас... но в целом...
– Тысячу двести лет назад, - отчеканил фавн, - людей расплодилось столько, что Гея уже не могла выдержать их тяжести. И ты знаешь, чем это кончилось.
– Чем?
– Чем - чем. Тем. Истребили их боги в Троянской войне. Вот так.
– Постой...
– Носатый присел на корточки и внимательно посмотрел другу в лицо.
– Ты хочешь сказать...
– Ничего я не хочу. Говорят тебе - сменим тему.
Носатый покачал головой - ну что ты с ним сделаешь! и уважительно сказал:
– Упорный же... Сменим. О чем будем говорить?
– О тебе, - предложил фавн.
– А то все отмалчиваешься, Вергилия какого-то приплел. Ты о чем пишешь, кроме как о бабах?
Поэт крякнул, разогнулся, подошел к столу и стал рыться в папирусах.
– Ну как тебе сказать...
– наконец проговорил он, очень медленно, с усилием выдавливая каждое слово.
– О жизни. О людях. О богах. О мире.
– О-го, - мальчик сложил губы дудочкой.
– Лавры Гомера покоя не дают, а? То-то я смотрю, Каллиопа к тебе зачастила.
Носатый бросил взгляд в темную часть комнаты.
– Но это естественно, - сказал он виноватым голосом. Лицо поэт почему-то отворачивал, так что фавну пришлось встать и подойти поближе.
– Жизнь наша, в общем, не такая уж длинная...
– У в а с не такая уж длинная, - вставил мальчик и залез с ногами на стол.
– Да. И хочется сказать... нет, не так. Показать людям хочется все, что они не видят или даже не увидят никогда. Напомнить, может быть, о чем-то. Люди ведь очень многого не замечают, и если мне удается...
Земля вздрогнула; от потолочной балки, змеисто извиваясь, поползла трещина. Носатый замолчал.
– Т ы не видишь того, что дом у тебя вот-вот развалится.
– Фавн как будто и не заметил знамения.
– И в жизни ты, честно говоря, мало что видел. Да если б я тебе не рассказывал, что в мире творится... Ты хоть записываешь или я как в Тартар кричу?
– Почему же?
– возмутился поэт.
– Ты меня все время вдохновляешь. Одним своим присутствием. Готовая буколическая эклога на дому, сидит и чешется. Очень мило.
– Ох-ох-ох, какие мы остроумные...
– сказал фавненок, стараясь казаться равнодушным. Чесаться он все же прекратил.
– О чем поэма, можешь сказать? Только, ради Юпитера, - без философии!
– Об изменениях, - ответил Носатый, подумав.
– Тема такая, что без философии не обойтись, но я стараюсь писать по- VI проще.
– Вот и объясни попроще. Для неграмотного фавна.
Небо меж тем заволокло тучами, низкими и набухшими. "Неужели снег пойдет", - подумал мальчик и у него вдруг защемило сердце, чего с фавнами не случается почти никогда. Сад испуганно приник, и река потемнела.
– Ты же видишь, - говорил Носатый, - ничего нет постоянного. Если говорить только о стойком и неизменном - ничего не выйдет. Просочится жизнь, как вода сквозь песок. Но ведь Дафна - это не речная нимфа и не лавровое дерево! Дафна это м и г п р е в р а щ е н и я, вот в чем дело!
– Во-первых, - фавн отвернулся от окна, - боги неизменны. Это тебе и без меня скажут...
– А Юпитер?
– тут же спросил человек.
– Бык, золотой дождь...
– Так ведь сущность одна - божественная!