Этот самый Торкас закалывал людей и закапывал их живьем! Кинжалы и ямы – мой вечный кошмар! По правде говоря, слова Эргастера не прибавляли мне решимости продолжать путешествие вглубь страны, потому что его доводы не были лишены логики. Однако я привел ему свои, не менее весомые:

– Ты думаешь, что в Утике нам не говорили о Торкасе и его шайке бандитов, которая орудует в этих пустынных краях? – Тут я вздохнул, смирившись с судьбой. – Но мой отец – Марк Туллий Цицерон. И такой человек просто не сможет допустить, чтобы его сын отступил, испугавшись шайки бандитов с большой дороги.

Будучи опытным воякой, Эргастер сразу понял мои слова. Его старые и немощные руки обняли меня снова, еще нежнее и сильнее прежнего. Возникшие между нами теплые чувства, его рассказ о Карфагене, о судьбах людей и городов, которые отказываются измениться, чуть было не заставили нас забыть о том, что привело меня во владения Эргастера, – о Куале.

Я приказал привести его к нам, и рабы заставили юношу лечь ничком у наших ног.

– Мне говорили, что ты знаешь этого проходимца, – сказал я моему амфитриону. – Если это верно, у тебя гораздо больше прав на него, чем у меня.

Увидев паренька, бывший примипил закричал, потрясая своей палкой:

– Куал! Так это же обманщик и мошенник Куал!

Совершенно очевидно, старик его знал, потому что я даже не успел назвать юношу по имени, а слезы и рыдания Куала, стоявшего на коленях, были решающим доказательством, если таковое требовалось. Разъяренный Эргастер объяснил:

– Как мне его не знать? Мне нужен был пастух, и я нанял его. К югу отсюда у меня есть хижина, загон для скота и стадо коз. Поскольку неподалеку расположен серебряный рудник, я могу получить с этого небольшую прибыль; в нынешние времена даже самым скудным доходом не стоит пренебрегать. Я понадеялся на этого мальчишку и поручил ему ухаживать за животными и готовить сыр и сливки. Он был нищим, а я дал ему работу и возложил на него ответственность. И чем он мне отплатил? Должной верностью хозяину и послушанием? Нет! При первой же возможности он сбежал из моих владений. После того как я расплатился с ним в первый раз, он на следующий же день смылся в Утику, бросив все: хижину, коз и загоны!

В своем рассказе Куал не упомянул, что предполагаемое появление мантикоры совпало с получением денег. Однако здесь, Прозерпина, мне хотелось бы немного уточнить версию старого Эргастера. Она была не ложной, а просто неполной, ведь он принимал во внимание только свои интересы.

В том мире, который существовал до Конца Света, доминус был обязан обеспечивать своих рабов как минимум одеждой, кровом и пищей. А работу свободных людей следовало оплачивать. Однако в некоторых районах, например на окраине бедной и угнетенной провинции Проконсульская Африка, плата за труд была такой низкой, что оказывалось выгоднее нанимать свободных работников, чем содержать собственных рабов. На самом деле только природный консерватизм не позволял Эргастеру иметь больше работников и меньше рабов. Его вилла давала бы гораздо больше дохода, если бы он нанимал больше таких временных работников, как Куал. Но в его владениях жила целая сотня рабов, обслуживавших дом и выполнявших сельскохозяйственные работы. Их было много, слишком много, по крайней мере с точки зрения чисто экономической выгоды. Но Эргастера это устраивало, потому что так повелось издавна и потому что рабы были верны хозяину и слушались его беспрекословно, а это нравилось бывшему военному, привыкшему к дисциплине.

Рассмотрим теперь этот вопрос с точки зрения юноши. Он был наемным работником, и ему не грозили ни телесные наказания, которым подвергались рабы, ни полное уничтожение его личности. Все так, но за работу он получал сущие гроши, ничтожную сумму, из которой еще приходилось вычитать расходы на одежду и еду. По сути дела, работа пастуха и заботы о сыроварне занимали у него практически весь день – даже рабы могли отдыхать больше, – поэтому меня вовсе не удивило, что очень скоро Куалу все это надоело и такая жизнь показалась ему невыносимой.

Пока Эргастер лупил стоявшего на коленях юношу палкой по ребрам, тот умолял о пощаде. Сервус подошел ко мне:

– Ну вот, всему нашлось объяснение. Этот мошенник смылся в Утику, чтобы прокутить там полученные деньги, бросил коз и даже не попрощался с хозяином. А история с мантикорой – не более чем небылица, которую он выдумал, чтобы оправдать свой побег и завоевать внимание посетителей таверн. – Он разочарованно вздохнул. – Все сходится: ты можешь с честью вернуться домой, хозяин.

Я посмотрел на Сервуса. Когда он говорил, в его тоне было что-то, ускользавшее от моего понимания.

– Ты говоришь так, словно жалеешь, что нам теперь не нужно двигаться вглубь этих чуждых цивилизации земель, населенных преступниками, – укорил его я. – Почему тебе хочется туда отправиться? Что ты, боги всемогущие, потерял там, к югу от этой виллы, где на выжженных солнцем горах живут одни ящерицы?

Сервус промолчал, а меня одолели сомнения. Куал вовсе не был типичным нищим, который так и норовит всех обмануть и обвести вокруг пальца. Он казался бесхитростным пареньком. Когда я попросил его рассказать историю мантикоры, ему даже не пришло в голову назначить цену за эти сведения. Чтобы разрешить все сомнения, у меня оставался только один выход.

Я подошел к Эргастеру, чьи девяностолетние руки продолжали истязать спину Куала, и прервал наказание:

– Достойнейший Квинт Эргастер, большего гостеприимства, чем то, какое ты оказал нам, невозможно требовать, и я никогда этого не забуду. Поэтому мне неудобно пользоваться им и просить тебя о последнем одолжении. Но вот моя просьба: я был бы тебе чрезвычайно благодарен, если бы ты одолжил мне на некоторое время своего пастуха, который может оказать мне небольшую услугу, став нашим проводником.