— Я успокоился: мы не должны опасаться смерти, — сказал Шамфор. — Ла-гарп никогда не станет христианином, значит, мы — бессмертны.

— Думаю, что в любом случае нам, женщинам, нечего опасаться, — сказала графиня де Граммон. Мы ни за что не станем участвовать в революции. Я сказала: ни за что, но это не значит, что мы никогда ни во что не будем вмешиваться. Однако революция, тем более казни, вряд ли коснутся нашего пола.

— Ваш пол, мадам, не защитит вас на этот раз, — ответил Казотт, пристально глядя на нее, — вы будете отмечены революцией, не вмешиваясь, как мужчины, без всякого различия.

— Что такое вы мне говорите, господин Казотт? Вы проповедуете конец света?

— Я ничего об этом не знаю, но я знаю, что вы, графиня, будете привязаны к эшафоту. Вас и еще множество других дам привезут на телеге палача, со связанными за спиной руками.

— Я надеюсь, что в таком случае я, по крайней мере, буду иметь траурную карету.

— Нет, мадам, женщины знатнее вас поедут, как и вы, на телеге, с так же связанными руками, как у вас.

— Более знатные дамы? Кто же? Принцессы крови?

— Еще знатнее.

Произошло заметное движение среди присутствующих, хозяин казался сильно смущенным. Все нашли, что шутка слишком смелая. Госпожа де Граммон не стала настаивать на ответе и заставила себя сказать как можно небрежнее:

— Вы увидите, что мне не достанет лишь духовника.

— Нет, мадам, вы его не будете иметь, так же, как и остальные. Последний, кто из милости будет его иметь перед казнью, будет… — Он остановился на мгновенье.

— Ну что же, кто будет таким счастливцем, кому окажут такое предпочтение?

— Единственное, которое ему останется. Это будет король Франции.

При последних словах хозяин тяжело поднялся, и вслед за ним все встали. Хозяин направился к Казотту и произнес проникновенным голосом:

— Мой дорогой Казотт, достаточно. Вы завели эту печальную шутку слишком далеко, вы компрометируете общество, в котором находитесь, а также — и самого себя.

Казотт ничего не ответил и направился к выходу. Графиня де Граммон, желая рассеять мрачное настроение, остановила его.

— Господин пророк, — сказала она, — предсказав нам судьбу, вы ничего не сказали о своей.

Он помолчал несколько секунд, задумавшись и опустив глаза.

— Мадам, читали ли вы „Осаду Иеруса-лима“ у Иосифа Флавия?

— Без сомнения. Кто этого не читал? Но вы говорите так, как если бы я ее не читала.

— Хорошо, мадам. Во время этой осады один человек в продолжении семи дней обходил валы на виду у осажденных и осаждающих, восклицая грозным голосом: „Горе Иерусалиму, горе мне самому!“ И в один момент огромный камень, брошенный из неприятельской машины, упал ему на голову и размозжил его под собой.

Ответив так, господин Казотт поклонился и вышел».

Кем были гости

Их судьба

Все, кому предсказывал судьбу Казотт, — реально существовавшие люди. Расскажу о них в том порядке, в котором они упоминаются в «записке». Итак, первый — НИКОЛА СЕБАСТИАН ШАМФОР (1741-13.IV.1794). Он был незаконным сыном духовного лица, писателем, известным не только во Франции, но и за рубежом, членом Французской академии.

Штурм Бастилии. Цветной офорт П. Ж. Ламини

В 1769 г. он прославился своей книгой «Похвальное слово Мольеру». Его афоризмы и анекдоты были изданы в книге «Максимы и мысли» представлявшей в целом яркую картину жизни аристократического общества перед революцией. Он отличался блестящим остроумием, и его остроты пользовались большой популярностью. Их знал и высоко ценил А. С. Пушкин. Шамфор умер за два месяца до окончания террора в тюрьме, после второй попытки самоубийства, умер так, как предсказал ему Казотт.

МАРК-ЖАН-АНТУАН-НИКОЛА ДЕ КОНДОРСЕ (1743–1794) — известный тогда ученый, академик, математик, вошедший еще и в историю химии как один из исследователей свойств кислорода, тогда только что открытого Лавуазье; философ-просветитель и публицист.

Во время революции он был членом Законодательного собрания и Конвента, жирондистом. В период террора был арестован и покончил жизнь самоубийством так, как предсказал ему Казотт.

ВИК Д'АЗИР — известный анатом, член Французской академии. В 1784 г., одновременно, но независимо от Гете, он открыл межчелюстную кость в черепе человека. До этого открытия ее там не находили, и это считалось доказательством исключительного положения человека в природе, гранью между людьми и животными, отмеченной перстом Творца. Открытие Гете — Вик д'Азира имело большое значение для эволюционного учения.