— Это поступок истинного русского дворянина и офицера, — узнав о невообразимой щедрости и благородстве, сказал император Александр. — Мы этого не забудем!

Самодержец действительно не забыл и всячески обласкал и наградил генерала. Позднее Воронцов был наместником в Бессарабии и многое сделал для развития и строительства Одессы, где в своем доме принимал опального поэта Александра Пушкина, чем-то действительно, по описаниям многих современников, внешне напоминавшим обезьяну.

Поэт писал на хозяина уничижительные эпиграммы и вовсю ухаживал за его женой…

Позднее генерал Воронцов был главнокомандующим на Кавказе, покорил значительную часть Дагестана, сумев замирить воинственных горцев. В Одессе и Тифлисе ему поставили памятники. А про его отца, старого дипломата-провидца надолго забыли. А зря…

Муки матери

В этой истории речь идет об одном из удивительных случаев предвидения будущего.

Анастасия Матвеевна Рылеева (урожденная Эссен) — мать декабриста Кондратия Рылеева — вышла замуж по любви за подполковника, командира Эстляндско-го егерского батальона Федора Андреевича Рылеева. В 1795 г. у них родился долгожданный сын Кондратий — Коня, как она его называла.

Свидетельством ее жизни, поразительного откровения, забот и тревог является обнаруженное историками письмо, о котором знают очень немногие.

«… Я была матерью четверых детей, родившихся до моего дорогого Конички, и все они умерли в младенчестве, — пишет Рылеева. — Как я молилась! Как я просила Господа Бога о сохранении им жизни. И когда увидела крест на свежей могиле последнего из них, я не смогла встать с колен. Я упала головой на маленький холмик, охватила его руками и молила — нет, требовала: требовала живого ребенка, живого, здоровенького! И я вымолила его у Бога — родился мой Коничка.

Священник сказал мне: „Поступите по старинному обычаю: не гонитесь за знатными кумовьями, не взыскуйте покровительства сильных мира сего, дайте Всевышнему выбрать духовных родителей вашему дитяти. Когда понесут его крестить, пусть возьмут в восприемники от купели первых встречных мужчину и женщину. И нареките ему имя по крестному, которого пошлет вам Бог“. В отчаянии, которое сменилось надеждой, мы с мужем так и поступили. Когда ребенка вынесли на дорогу, первыми, кого встретила там наша матушка, были отставной солдат на деревянной ноге и старушка нищая. Мы с мужем одарили их как могли, усадили за крестильный стол, и они стали нашими кумовьями. Служивого звали Кондратием, так мы назвали нашего сына.

Коничка остался жив. Три года я была счастливой матерью. Коничка радовал меня, рос хорошо, наш домашний доктор радовался вместе с нами. И вот новое горе вошло в наш дом: Коничка тяжело заболел — круп. Он метался в жару, никого не узнавал и задыхался. Наш врач сразу попросил созвать консилиум. Приехал известный доктор из Петербурга, осмотрел Коничку и молча вышел из комнаты. Разговаривал только с нашим врачом, а уходя, сказал Федору Андреевичу (отцу): „Бывают чудеса. Если вы набожны — молитесь!“ Со мной врачи не говорили. Да разве мне были нужны слова? Я же мать, я и так понимала, что мое дитя обречено. Мой Коничка, мое счастье…

К. Ф. Рылеев

Наступила ночь, как считали врачи, — последняя ночь моего сына. Я отпустила нашу матушку отдохнуть и осталась одна у его постели. Ребенок продолжал метаться, он весь осунулся, личико его посинело, а из горла слышался свист, сменявшийся страшным, заставлявшим сжиматься мое сердце хрипением…

Где искать защиты от злой судьбы? Только в милосердии Божьем, только в нем. И я упала перед иконами, висевшими в углу комнаты. Как я молилась! Поистине в тот час я была вне себя. Тогда вся душа моя была полна мольбы и надежды, не заученные молитвы повторяла я — скорбь матери говорила за меня. Я не знаю, что случилось со мной в тот час. Душа моя возмутилась, я протянула руки к иконам и закричала: „Всемогущий Боже! Если возможно, да минет меня чаша сия. Пойми же меня в моей скорби. Все страдания, какие ты захочешь послать, низвергни на меня, но спаси жизнь моего сына. Ты учил нас молиться: „Да будет воля ТВОЯ“, но я говорю — только в этом, только в единственном случае — да будет воля МОЯ“.

Я не знаю, сколько времени простояла на коленях перед иконами, и даже не знаю, где была — только не на земле. И вдруг я почувствовала неестественное забытье, странный необыкновенный сон. Я поднялась с колен, в последний раз взглянула на образ Ангела-Хранителя с зажженной свечой в руке, висевший вместе с другими иконами, и прошептав: „Заступись“, — шатаясь побрела к кроватке моего несчастного ребенка. Не знаю, что было дальше. Кажется, я сидела, склонившись над умиравшим, и целовала его худенькие, судорожно сжатые ручки… Как вдруг оттуда, где я только что стояла на коленях, раздался голос:

— Опомнись женщина, ты сама не знаешь о чем просишь Господа.

Я обернулась и увидела Ангела с горящей свечой в руке, стоящего передо мной. Киот, в котором висела икона, был пуст. Как странно! Я не испугалась и не удивилась, только в мольбе сложила руки.

— Опомнись, — опять заговорил Ангел, и в его голосе я услышала скорбную укоризну. — Не моли о выздоровлении сына. Бог всевидящ. Он знает, зачем должна угаснуть эта жизнь. Бог милосерден, он хочет избавить тебя же от ужасных страданий.