Шрифт:
— Просто подойдите и прикажите ему. У вас сила, — посоветовал пришедший в себя первым парень. — Он вас послушает.
— И снова мозги поджарит? — от одного вида на мрачную махину драгуна становилось не по себе. Но, в то же время, меня тянуло к нему.
— Возможно, — не стал юлить Олежа. — Но по вам никто тут скучать не бу…
Петрович сначала отвесил дерзкому юнцу звонкую затрещину, а потом ловко зажал рот и оттащил назад.
— Вы уж не серчайте на него, барин, — попросил он. — Мальчишка рано родителей потерял, а от моих рук отбился. Не в себе он. Если чем обидел — накажите меня, как раньше.
В чье тело я угодил-то? Что за садист с модельной внешностью?
— Потом разберемся, — пообещал я не только присутствующим, но и себе.
Оставив остальных позади, я направился к драгуну, который возвышался над людьми, словно цельнометаллический колосс. И как он работает?
— Барин, — осторожно позвал Петрович. — Люд говорит, что полоз-то здоровенный. Третий или четвертый класс, не меньше. Супротив такого нужен драгун хотя бы пятого класса, а лучше выше.
— Понял, — кивнул я, не замедляя шага и следуя зову сердца — своего собственного и того, что билось под выгравированным на нагруднике драгуна вороном. — А это какой?
— Дык… — Петрович замялся. — Никакой.
— Это как? — я резко остановился и развернулся на каблуках.
— Его создали еще до того, как ранги ввели, — виновато сообщил старик. — А как создавали — одному Богу известно. И времена темные были, и технологии. Он принадлежал основателю вашего рода Дмитрию Воронцову — великому полководцу и воителю. В этом доспехе он сразил множество противников. В нем и погиб. С тех пор драгун никого к себе не допускал, а тех, кто пытался его подчинить — убивал. Говорят, что он проклят, — голос Петровича завибрировал и сделался тише, будто он боялся, что черный доспех его услышит.
— Но другого у меня нет, так? — я снова повернулся к драгуну. Его тусклые глаза-линзы ничего не выражали. С виду он не казался живым или наделенным интеллектом. Но что тогда я слышу? Чье это сердце?
Мне никто не ответил. Все и так было понятно — ни одного другого доспеха в помещении не имелось, хотя места хватало с большим запасом. Значит, выхода нет. Прямо сейчас могут гибнуть люди, и лучше уж я умру, пытаясь им помочь, чем буду сидеть сложа руки.
Встав напротив черной махины, я приказал:
— Впусти меня!
Ничего не произошло.
— В прошлый раз вы молвили: — «внемли моей крови и повинуйся», — услужлив подсказал Прохор, на всякий случай отходя подальше. — А еще руку перед собой выставили вот так, — он сделал жест, словно пытался остановить кого-то невидимого.
Мистика какая-то…
Я выставил перед собой ладонь и направил ее в сторону драгуна, после чего набрал в легкие воздуха и громко произнес:
— Внемли моей крови и повинуйся!
Несколько секунд ничего не происходило. Когда я уже хотел опустить руку, то биение сердца в сознании стало предельно явственным. Прямо перед моими пальцами появилась большая кровавая печать. Рисунок висел в воздухе, после чего вспыхнул черным пламенем. По воронёной броне драгуна прошли алые всполохи. С тихим стоном он пришел в движение. Облако пыли взметнулось в воздух. Громадный доспех опустился на колено и поставил передо мной открытую стальную ладонь. Я бесстрашно шагнул на нее и взялся за большой палец, как за поручень.
Драгун выпрямился и расправил широкие плечи. Он поднес меня к шлему и несколько мгновений держал перед глазами, словно изучал безжизненными тусклыми линзами. Мне показалось, что я смотрю если не на человека, то на что-то живое и разумное. Но забрало большого шлема оставалось недвижимым и лишенным эмоций.
— Впусти. — Властно велел я, привычно отбросив прочь сомнения и страх.
Забрало резко распахнулось, и я увидел внутри вычурный трон. На мягкой обивке темнели пятна крови. Большинство застарелые, но некоторые относительно свежие. Их было много. Внутри шлема-кабины пахло смертью.
Воображение сразу нарисовало мне расположившееся на троне мое же безжизненное тело. Или это был настоящий граф Воронцов? Лицо бледное. Из носа, рта, ушей и даже глаз течет кровь. Щиколотки и запястья обхватывают серебряные обручи. Еще один, словно корона, надет на бессильно висящую голову.
— Барин! — крикнул снизу Прохор. — Заклинаю!
— Заткнись уже. — Строго велел я ему даже не обернувшись. — Я все решил.
— Храни вас Господь, — произнес Прохор и больше не сказал ни слова.
Я же сошел с ладони драгуна и вошел в голову-кабину, после чего решительно опустился на трон и положил руки на ободранные подлокотники. Пальцы коснулись старого лакированного дерева — оно все еще хранило следы чьих-то ногтей.
Биение сердце усилилось. Оно растворило в себе все звуки, даже мое дыхание.
Запястья и щиколотки твердо, но безболезненно обхватили серебряные обручи. Один за другим на них начали разгораться таинственные символы. Как только последний обруч обхватил мой лоб, забрало драгуна опустилось, и вокруг воцарилась абсолютная тьма.