Паря на весенних ветрах высоко над Дворцом или стоя на сторожевой башне Долговзоры, Ждод созерцал дым над Сквером и череду душ, несущих охапки хвороста. Всеговор объяснил, что они считают это даром ему, Ждоду, извинениями за ошибку Прихлопа и мольбой не поражать их больше сияющими молниями. Деревянные стены вскоре сменились каменными. Для начала души разломали дома, сделанные для них Ждодом, и сложили фундамент и стены из обломков. Поскольку они не умели, как Ждод, лепить адамант из хаоса, они искали места, где Плутон улучшил Землю новыми горными породами, и несли камни оттуда. Некоторые души переселились в сооружение, дабы удобнее было поддерживать огонь и продолжать строительство. Они утверждали, что освоили пчелиную речь, и время от времени, соединив ауры, издавали гул, слышный тихими вечерами во Дворце. Всеговор часто ходил туда и слушал их звуки, но различал в них не больше смысла, чем в гудении пчел.

Ждода это все чрезвычайно смущало и огорчало. К открытому неповиновению он приготовился, изготовив вместе с Делатором сияющие молнии. Но первая же обратила души в боязливое покорство. А в итоге они придумали занятие, тревожившее его больше, нежели дерзость Прихлопа.

Теплые Крылья перебралась во Дворец, и очень скоро души Пантеона освоили искусство безграничного удовольствия. Сама она научила ему Стража, пока лечила тому рану. Делатор сошелся с Искусницей, Всеговор — с Долговзорой. Седобород не сошелся ни с кем в Пантеоне, но часто посещал Город и соединялся с различными душами в некоторых домах. Ждод и Весенний Родник оставались одни — никто не смел к ним с таким подступиться, ибо все без слов понимали: эти двое отличны от всех и предназначены друг для друга.

Благодаря Теплым Крыльям Ждод теперь понимал, что за влечение испытывал с тех пор, как Весенний Родник впервые предстала ему в ручье. Вскоре после того, как Теплые Крылья поселилась во Дворце, Ждод однажды вечером вышел к озаренному лунным светом фонтану. Весенний Родник купалась в струях воды. Он подошел и завел речь о своих чувствах и намерениях. Весенний Родник слушала его слова, пока он не выговорился, затем сказала, что подумает, и велела разыскать ее в Лесу на следующий день.

На следующий день, когда над Лесом ярко сияло солнце, Ждод пришел к роднику с цветами из Сада, сел в темном ложке и стал ждать, когда она примет форму, пригодную для удовольствий, на мысль о которых навела его Теплые Крылья. Через некоторое время Весенний Родник и впрямь приняла такую форму, но из струящейся холодной воды.

— Мы с тобой отличны от всех, — напомнила она.

— Это так, — признал Ждод, — и все же мы обладаем теми же влечениями и чувствами.

— Мы можем сойтись, как они, — согласилась она, — что было бы мне очень приятно. Я думала об этом еще до того, как явилась Теплые Крылья и завела такие речи.

— Так давай… — начал Ждод, но Весенний Родник его перебила:

— Хотя внешне мы соединимся, как остальные, последствия будут совершенно иного порядка. Ибо ты имеешь силу создавать и лепить все, что составляет Землю, а мне дано наделять существа жизнью. Если мы сочетаемся, возникнут новые души.

— Не вижу тут препятствия, — ответил Ждод, ибо сильное влечение мешало ему вдуматься в мудрость ее слов.

— Я не о пчелах и не о птицах, — продолжала Весенний Родник, — но о душах, подобных нам, владеющих речью.

— Новые души являются каждый день, — напомнил Ждод.

— Да, — согласилась Весенний Родник. — И они являются потому, что умерли в прежнем месте и очнулись здесь. Пойми, Ждод, души, возникшие из нашего соединения, будут новыми творениями, которые никогда прежде не жили и не умерли. Не знаю, что это означает и к чему может привести. Они могут быть подобны другим в Пантеоне и жить с нами счастливо. Но могут оказаться сильнее нас. Тогда они будут в силах уничтожить наши формы молниями, как ты уничтожил Прихлопа.

— Ты вновь превзошла меня мудростью и глубиной прозрения, — ответил Ждод. — Посему, а не по недостатку влечения, должен сказать: я удалюсь и обдумаю твои слова.

Итак, он оставил цветы у ручья, ушел во Дворец и долго там размышлял.

На следующий день он вернулся с еще большим букетом и новым пылом. Но все закончилось так же, и Ждод улетел далеко размышлять над некими тонкостями, на которые указала Весенний Родник. Однако на третий день он вернулся вновь и сказал: «Будь что будет». И вошел в нее, и она окружила его, как нежная и сильная речная вода обтекает камень, и ауры их слились, словно две реки, чьи воды одним могучим потоком несутся к далекому океану.

Потом Весенний Родник много недель не являлась ни в какой форме. Ждод удалился в Твердыню размышлять о том, что между ними произошло. Здесь, где мысли его не отвлекали Весенний Родник и странное поведение городских душ, он вместе с Делатором трудился над еще более сложными изобретениями. Перья Теплых Крыльев навели Пантеон на мысль о пернатых существах покрупнее пчел. Эти существа должны были вить гнезда на деревьях. Их крылья, иные, чем у пчел, требовали вдумчивой работы.

Под Узлом по-прежнему зияла Бездна. Сторожевые башни и мастерские смотрели на нее. Другие души, посещавшие Твердыню, воспринимали Бездну как изъян. Плутон также считал ее ошибкой и предлагал идеи, как залатать прореху в ткани Земли. Однако Ждод запретил ему и напомнил, что и сам он, Плутон, вылез из этого провала.

— Хотел бы я знать, что еще может оттуда вылезти? — был ответ Плутона.

— Что угодно, — промолвил Ждод, — и в этом обещание и опасность Бездны. Ибо хаос в ней — источник всего, что ты видишь и что ты сам.

Однако наедине с собой Ждод взвешивал слова Плутона и других. В часы досуга он сидел на стене, которой обнес Твердыню, всматривался в хаос и проверял, какие формы может оттуда вызвать. В волнах ряби он различал пятнышки цвета, как те, из которых в начале кропотливо создавал листья. Их Ждод силился превратить в оболочки для крылатых существ, над которыми работал вместе с Делатором. А в шипении хаоса ему порой слышались обрывки, наделенные чертами мелодий. Их он вылавливал в закоулках своего ума и чаще всего упускал. Впрочем, если они не ускользали, их удавалось извлечь из шума и обнаружить в них музыку. Ждод не создавал ее, просто вызволял из неблагозвучного шума. Твердыню наполнили величественные напевы. Все, кто здесь бывал, отмечали их красоту. Делатору они прибавляли сил; он умел превращать звуки в красивые вещи, на Земле прежде не виданные.