Она больше тревожилась за товарищей на лестнице перед Твердыней. Они, занятые замком и ключом, скорее всего не знают, что Эл преодолел пропасть, и не смотрят вверх. Однако Эл и не рушил на них глыбы. Это подтверждало догадку, что Эл не знает о ключе. Наверное, он спрашивал себя, чего ради София с великими трудами отправилась в это место, где ее сила бесполезна, однако сейчас его занимало одно: как с ней покончить.

Так что Прим поднялась по лестнице на плоскую вершину наковальни, повернулась спиной к Твердыне и дошла до северного края, где Эл точно ее увидит. Она почти видела на себе его взгляд, когда Эл улучал мгновение средь схватки с Бездниром. Еще чуть-чуть, и она сможет посмотреть ему в глаза и убить его. Однако он знал ее силу и не приближался. Итак, она могла его сдержать, просто стоя здесь и оставаясь в живых. И тогда Эл не доберется до тех, кто, неведомо для него, приближается к Твердыне с ключом. Поэтому она стояла на месте, наблюдая за схваткой, готовая к новым попыткам Эла ее убить.

И он находил время для таких попыток. Несколько раз удары Безднира обращали его почти в бесформенную ауру, но он всякий раз восстанавливался до того, как враг успевал атаковать снова. Бездниру на это требовалось больше времени, зато у него был неограниченный запас того, из чего он состоял: хаоса и камней. В какой-то момент исполинская глыба расплющила великана на самом краю бездны, рядом с мостом, и Прим испугалась, что он соскользнет в хаос. Но вместо этого хаос поднялся к нему и восполнил утраченные части, а глыба, придавившая Безднира, приросла к его спине, добавив ему крепости. Так эти двое сражались, и Прим не решалась перебежать на другой конец наковальни и глянуть, как дела у Эдды. Однако она заметила стаю молниевых медведей на леднике. Они двигались к мосту, а среди них Прим различила нечто более темное. Сперва она решила, что это автохтон, поскольку он скакал на коне.

Однако автохтона медведи бы уничтожили. Они не атаковали, а сопровождали всадника. Или, вернее, всадницу.

Эл вроде бы тоже это заметил. Прим почти читала его мысли. Он не хотел сражаться с Бездниром между Смертью с одной стороны и неведомой всадницей на стремительном коне. Эл вырос многократно и обрушил на Безднира столько ударов с разных сторон, что тот рассыпался беспорядочной грудой валунов и хаоса. Почти вся она водопадом ссыпалась в ущелье. Прим чувствовала, что великан жив. Он вернется. Но за то время, когда он будет заново собираться из камней, Эл сможет заняться другими делами. Он быстро глянул на Софию, повернулся к мосту и взмахом руки обрушил его в Бездну.

Прим уже научилась смотреть вверх, когда у Эла появлялось время ее атаковать. Глянула она и сейчас, но ничего не увидела. Однако у нее закружилась голова, как иногда бывает, когда смотришь вверх, да так сильно, что она рухнула на колени. Прим ощутила боль в груди и попыталась схватиться за это место, но рука наткнулась на что-то твердое.

Прим глянула вниз. Ее грудь насквозь пронзила черная стрела. Эл наколдовал ее и выпустил в Прим за мгновение короткого взгляда. Древко было уже окутано аурой тающего вокруг тела.

Прим завалилась на бок. Из-под полуприкрытых век она видела, как всадница вылетела на мост и натянула поводья перед новым провалом. Сзади по леднику спускались молниевые медведи.

Некоторое время Прим казалось, что мир полностью состоит из шума. За последнее время она слышала много громких звуков, таких как оглушительные раскаты Грозовья или грохот поединка между Элом и Бездниром. Однако они были лишь шепотками в сравнении с тем, что раздавалось теперь со стороны Твердыни. Звуки были такие громкие, что и Эл, и всадница на краю провала, и медведи на леднике встрепенулись. До того как зрение Прим растворилось в хаосе, она успела увидеть изумленное лицо обернувшегося Эла. Оно было настолько обескураженное, что Прим повернула голову и проследила его взгляд. Оковы Твердыни пали, железный купол качался из стороны в сторону, как будто его стряхивают, вокруг сыпались цепи и петли. На вершине замка стоял кто-то, ростом почти с Безднира, но обычных человеческих очертаний.

По крайней мере, так казалось, пока он не расправил крылья.

Ждод сразу увидел, что бури, которыми он в древние времена окутал Узел, больше не нужны, и взмахом руки их успокоил. В наступившем безветрии он воспарил на крыльях, но пролетел совсем недалеко — только до каменной наковальни, на которой умирала София. Он взял ее растворяющуюся форму на руки, словно мать — младенца, и прижал к груди.

— И вновь наша встреча оказалась совсем краткой, — сказала София Ждоду. Она утратила способность произносить слова и говорила лишь через единение аур.

— Тем она слаще, — ответил Ждод. — Знай, что твоя жертва была ненапрасной. Подвиг завершен.

— Эдде нужно отдохнуть, — проговорила она. Аура ее стала совсем бледной.

— Она пришла туда, где никто не потревожит ее покой, — сказал Ждод. — Как и твой.

И тут нить ее жизни оборвалась.

Все залил яркий свет, и не только от солнца, выглянувшего в просвет разорванных туч. Эл какое-то время стоял ошеломленный зрелищем открытого замка, освобожденной Твердыни и Ждода на воле. Теперь он отбросил облик обычной души, ступающей по земле. Эл поднялся в воздух и стал таким же огромным, как Ждод, дабы им говорить на равных. Усилилось и его сияние: теперь он лучился золотым солнечным светом. Ждод, со своей стороны, удовольствовался той формой, какую принял во время Падения, — темной, как Небосвод, куда вышвырнули его и других членов Пантеона. Некоторое время оба молчали, выстраивая свои армии. За спиной Эла противоположные края Бездны пришли в движение, утолщились и накренились один к другому, так что, соприкоснувшись, должны были образовать мост в сто раз шире прежнего. На дальней стороне ждала Весна на своем скакуне и ее медвежья свита, а по Изменчивой тропе шагала длинная колонна копалов — ее воинство.

Эл увидел это и рассмеялся Ждоду в лицо::

— Неужто мы будем играть в детские игры с мостом? Ты можешь отстраивать его, а я — рушить следующую тысячу лет.

Ждод ответил:

— Я ничего с ним не делаю. Перемены, которые ты видишь, производит тот, кому такое по душе.

И он обернулся к Твердыне. На ее высочайшей башне стояла, простерши руки, фигура в капюшоне. Кроме Плутона, можно было различить и других: на ступенях Любовь склонилась над обессиленной Эддой. В вышине стремительно носилась Самозвана, а Делатор, хромая, обходил укрепления, направляя работу душ, во множестве изливавшихся из Твердыни. Другие души, вооруженные и закованные в доспехи, появлялись из хаоса, и крылатый Война под дикую музыку Пана и оркестр душ-музыкантов, собранный им на высоком парапете, строил их в боевые порядки.