— А что делали вы, позвольте полюбопытствовать?

— Путешествовал на север. Смотрел. Учился. Рассказывал об узнанном отцу. Его положение на флоте по большей части декоративное. Однако то, что отец узнавал от меня, помогало ему делать вложения, до которых бы он сам не додумался.

Элиза, видимо, несколько опешила.

— Я — незаконнорожденный, — напомнил маркиз.

— Я знала, что ваш отец богат, но полагала, что состояние его получено по наследству, — сказала Элиза.

— Всё, что он унаследовал, неумолимо перешло в расписки способом, который мы только обсудили. Таким образом, он со временем потерял независимость и оказался на содержании у французского правительства — чего и добивался король. Чтобы сохранить хоть какие-то независимые средства, отец должен был делать вложения.

Вы об этом не знаете, поскольку инвестиции эти по большей части в Средиземноморье — на Леванте и в Северной Африке, а вас интересуют север и запад. — Маркиз крепко взял Элизу за руку и взглянул ей в глаза. — Что меня в высшей степени устраивает. Так что займёмся балтийским лесом.

— Хорошо, — кивнула Элиза. — Вы сказали, что в начале семидесятых его доставляли гугеноты на голландских судах. Потом началась долгая война с Голландией, верно?

— Да. Нам пришлось поменять голландцев на англичан и шведов.

— Полагаю, всё шло гладко, пока четыре года назад король не изгнал большую часть гугенотов и не отправил остальных на галеры?

— Да. С тех самых пор я верчусь как белка в колесе, пытаюсь делать то, что раньше делала целая контора гугенотов. Мне удалось сохранить мизерные поставки леса из Балтики — довольно, чтобы чинить старые корабли и время от времени строить новые.

— А теперь мы воюем с двумя величайшими морскими державами мира, — сказала Элиза. — Спрос на корабельный лес вырастет неимоверно. А как мы с де ла Вегой только что подтвердили, во Франции его заполучить невозможно. Так что вы хотите с моей помощью восстановить «Компани дю Норд» здесь, в Дюнкерке.

— Почёл бы за честь.

— Я согласна, — объявила Элиза, — но сперва ответьте мне на один вопрос.

— Непременно.

— Как давно вы вынашиваете этот замысел? И обсуждали ли вы его с братом?

Жан-Жак, с удивительным в полугодовалом младенце чутьём на происходящее, заплакал в соседней комнате. Д'Озуар задумался.

— Моему брату Этьенну вы нужны по другой причине.

— Знаю — я могу рожать здоровых детей.

— Отнюдь, мадемуазель. Очень глупо было с вашей стороны так думать. Есть множество смазливых дворяночек, способных рожать здоровых младенцев, и хлопот с ними куда меньше, чем с вами.

— Так почему ж я ему нужна?

— Помимо вашей красоты? Ответ: Кольбер.

— Кольбер умер.

— Однако жив сын Кольбера — маркиз де Сеньеле. Министр флота и, как его отец, начальник моего отца. Можете хоть в малой степени вообразить, каково герцогу, наследнику древнего рода, кузену самого короля, смотреть, как вчерашний простолюдин окружён почётом, словно пэр Франции? Склоняться перед сыном лавочника?

— Да, нелегко, наверное, — сказала Элиза без особого сочувствия.

— Герцогу д'Аркашону легче, чем другим, — мой отец не так заносчив, как некоторые. Он угодлив, гибок, умеет приспосабливаться…

— Настолько, — завершила его мысль Элиза, видя, что маркизу не хватает на это духа, — что хочет женить Этьенна на женщине, которая больше всего напоминает ему Кольбера.

— Простой род, талант к деньгам, уважение короля, — сказал маркиз. — А если она к тому же красива и рожает здоровых детей — тем лучше. Возможно, вам кажется, мадемуазель, что вы в Версале чужая. Однако Версалю всего семь лет. У него нет древних традиций. Его создал Кольбер, простолюдин. Да, там полно людей знатных, однако не обманывайте себя, воображая, будто им там уютно. О нет, мадемуазель, это вы — идеальная версальская придворная, это вам все остальные будут завидовать, когда вы там утвердитесь. Мой отец видит, как скользит вниз, как семья его утрачивает богатство и влияние. Он бросает верёвку вверх, надеясь, что кто-то, стоящий на более высоком и крепком основании, сумеет его вытащить. И этот кто-то — вы, мадемуазель.

— Нелёгкая задача для женщины, которая, не имея гроша за душой, пытается воспитывать ребёнка, — сказала Элиза. — Надеюсь только, что ваш отец не доведён ещё до столь отчаянного положения, которое рисуется по вашим словам.

— Пока — нет. Однако, лёжа по ночам без сна, он думает, как ему и его потомкам избежать такого отчаянного положения в будущем.

— Коли так, мне предстоит много работы? — сказала Элиза, отходя от окна и разглаживая руками юбку.

— С чего вы думаете начать, мадемуазель?