Напрасно она это сказала: взгляд Россиньоля немедленно переместился с её лица на левую грудь. Вставая с кровати, Элиза завернулась в простыню, но пока боролась с Россиньолем, ткань соскользнула.

— Де ла Вега пригласили меня в восковой амбар, в котором остановились.

Россиньоль фыркнул и закатил глаза.

— До приезда в Лион приглашение бы меня удивило, но место оказалось чудесное. Дом стоит в лугах над Роной в восточной части торговых кварталов. Земли более чем достаточно, и часть её отдали под виноградник. Зимой он не так хорош, как летом, зато погода стояла прекрасная, мы сидели на увитой лозами террасе каменного дома, полного воском, и пили русский чай с литовским мёдом. Дочери воскового магната играли с Жан-Жаком и пели ему колыбельные на идиш. В разговоре с братьями де ла Вега я заметила, что Лион показался мне очень странным.

— Я бы согласился с вашим мнением, мадемуазель, — заметил Россиньоль.

— Мы с тобою находим его странным по разным причинам, Бон-Бон, — возразила Элиза. — Подожди, дай мне объяснить.

— А что твои евреи? Они как думали?

— Думали так же, но держали свои мысли при себе. Моей задачей, Бон-Бон, было их разговорить.

— И поддались ли евреи на вашу игру, мадемуазель? — спросил Россиньоль.

— Ты совершенно несносен! — воскликнула Элиза.

Двадцатичетырёхлетний Самуил де ла Вега был здесь старшим — патриархи клана занимались делами поважнее. Он пожал плечами и сказал:

— Мы здесь, чтобы учиться. Прошу, говорите дальше.

— Я думала, вы здесь, чтобы делать деньги, — промолвила Элиза.

— Это, как всегда, конечная цель. Заработаем ли мы на истории с лесом, ещё предстоит увидеть; но мы слышали о Лионе и хотели бы знать о его странностях.

Элиза рассмеялась.

— Зачем мне говорить больше, если вы сказали достаточно? Вы не уверены, что сможете заработать, о Лионе знаете понаслышке, что отнюдь не говорит о его значимости, и относитесь к нему как к чему-то диковинному. Стали бы вы отзываться так об Антверпене?

— Позвольте объяснить, — сказал Самуил. — В нашей семье мы не считаем прибыль — не заносим её в учётные книги, пока не получим переводные векселя, подлежащие оплате в Амстердаме или (теперь) в Лондоне, выписанные на банкирский дом, имеющий надёжное представительство в каком-нибудь из этих городов либо в них обоих.

— Короче — живые деньги?

— Если хотите. Так вот Якоб Голд по дороге объяснил нам, как устроена система в Лионе.

Якоб Голд так смутился, что Элиза сочла своим долгом подбодрить его шуткой.

— Если бы только я вас подслушала! — воскликнула она. — Только вчера за обедом в доме мсье Кастана мне объясняли эту же самую систему — да в таких восторженных выражениях, что я спросила, почему она не применяется повсеместно.

Слушатели заулыбались.

— И что ответил мсье Кастан? — спросил Якоб Голд.

— Что в других местах люди недоверчивы и не так хорошо знакомы между собой, как в Лионе, не создали такой же сети давних, проверенных отношений. Что они одержимы мелочной, буквальной страстью к деньгам и не верят, что сделка совершена, пока реальные монеты не перейдут из рук в руки.

На лицах собеседников проступило облегчение — они поняли, что не придётся огорошивать Элизу этой новостью.

— Так вы знаете, что в Лионе все расчёты производятся через книги. Человек сидит за конторкой и пишет: «Синьор Каппони должен мне десять тысяч экю с солнцем» — к слову, это платёжное средство имеет хождение лишь в Лионе — и считает, что ссыпал монеты к себе в сундук. На следующей ярмарке у него возникает необходимость перечислить синьору Каппони пятнадцать тысяч экю. Он вычёркивает строку в книге, а синьор Каппони записывает у себя, что этот малый должен ему пять тысяч экю, и так далее.

— Но должны же какие-то деньги переходить из рук в руки! — воскликнул четырнадцатилетний Авраам, у которого такая дикость не укладывалась в голове.

— Да, очень немного, — сказал Яков Голд, — причем лишь после того, как исчерпаны все способы рассчитаться на бумаге путём многосторонних трансферов между разными банковскими домами.

— А не проще ли рассчитываться деньгами? — упорствовал Авраам.

— Возможно — если бы у них были деньги! — Элиза сказала это в шутку, но слушатели на мгновение застыли.

— Почему у них нет денег? — спросил Авраам.

— Разные люди отвечают по-разному. Большинство — что деньги не нужны, потому что система работает идеально. Другие объясняют, что звонкую монету, как только она появляется, вывозят в Женеву.

— Зачем?

— В Женеве есть банк, который в обмен на звонкую монету выпишет вам переводной вексель, подлежащий оплате в Амстердаме.

Глаза у Авраама сверкнули.

— Так мы не одни гадаем, как обратить в деньги полученную в Лионе прибыль!