Сначала исследовал коридоры и лестничные переходы, обошёл фойе, гардеробы и туалеты - пусто. Народ беспорядочно слонялся по зданию администрации, но Доли нигде не было. Решил пройтись по кабинетам. Первая дверь - закрыто, вторая - пусто. За третьей слышался какой-то бубнёж. Разговаривали двое, с мягким чоканьем и жёстким русским “г”. Пришлось навострить уши, пытаясь одновременно выуживать из файлов памяти информацию десятилетней давности, был я тут “в прошлый раз” или нет.

– Нужно связаться с «гнездом» – сообщить, что у нас тут форс-мажор. Запросить помощь!

– Кому нужна помощь?

– Народу…

– Господи, какой же ты еще пацан…

– Что не так?

– Всё не так…

– Не томи.

– Ни с кем связываться не надо. Я получил исчерпывающие инструкции…

– Просветишь?

– Если коротко - мы никому помогать не будем…

– Не понял…

– А что тут непонятного?

– Всё непонятно! Мы с тобой месяц торчали на этом грёбаном майдане, видели, что там произошло и кто прорвался к власти. Мы оба с тобой догадываемся, что будет дальше… Я видел твои рапорты – после таких заключений “ядерку” расчехлять можно. А когда надо просто подставить плечо, ты мне тут…

– Что я? Что я?!! Слово “приказ” понимаешь?

– Свяжись с «гнездом»! Прямо сейчас… Расскажи… Заставь поверить! Ты убедительный, у тебя получится!

– Я умный. И даже пытаться не буду…

Вот такого разговора на моей памяти не было. Я переступил с ноги на ногу, случайно надавив на осколки стекла, рассыпанные по полу. Предательский хруст выдал моё присутствие. Пришлось открывать дверь, делая вид, что я именно сюда спецом и направлялся.

В небольшом кабинете, принадлежащем какому-то клерку средней руки, стояли двое парней. Про них можно было сказать - люди без внешности: абсолютно типичные джинсы с китайскими кроссовками, майки поло на спортивных, но не перекачанных телах, короткие стандартные для этого времени стрижки и незапоминающиеся черты лица - обычные губы, глаза, нос - никаких особенностей… У того, кто постарше, волосы были тёмными. Он полусидел, опершись на письменный стол. Младший, нависая над ним, был роскошно пепельно-русый. Гоголь назвал бы его “шантретом”, считая почему-то такой цвет волос признаком особой породистости.

“Двое из ларца, одинаковых с лица” одновременно обернулись ко мне, сверля двумя парами глаз - темными и светлыми.

– Народ расходится, - ляпнул я первое, что пришло на ум, - держать ОГА некому. Милиция соблюдает нейтралитет…

– А ты, стало быть, слышал наш семейный диспут?
– старший не стал соблюдать политес.
– Ну, может, и к лучшему. Хотя бы у одного не будет никаких иллюзий. Давай выводить людей из здания, нечего им тут шляться, дожидаясь приключений на свою голову.

Он легко поднялся, подошел, склонив голову набок, как ученая сова, и протянул руку.

– Макс. А это, - мотнул головой в сторону шантрета, - Ник, - и добавил после небольшой паузы: - Москва.

– Да я уже понял, что не Жмеринка, - усмехнулся я в ответ, пожав сухую, жесткую ладонь.
– Раз у нас всё на британский манер, зовите меня Майкл.

– Идёт.

– Давайте, мужики, я тут пройдусь, мне человечка найти надо…

– Какого? Может я видел?

– Да девчоночку шуструю с приметным рюкзачком в виде совы.

– Ты видел?
– обратился Макс к Нику.

– Нет.

– И я не видел. Николя ни одной девчонки не пропустил бы…

Пепельно-русый Ник закатил глаза, демонстрируя, как ему надоели подобные подколки.

– Все же посмотрю, - кивнул я в сторону пустого коридора.

– Мы тоже присмотримся. Пойдём, соберем народ, постараемся вытащить на свежий воздух, пока нас тут не накрыли коллеги…

Парни выскользнули из кабинета, и пока я прикрывал дверь, коридор уже был пуст, а передо мной оставалось еще целое неисследованное крыло здания и стремительно накатывающая усталость.

***

Южное солнце, дождавшись вечерней прохлады, стремительно падало за горизонт. Здание обладминистрации, пустое и неприкаянное, с высаженными дверями и выбитыми окнами, было похоже на загулявшего после получки боцмана с затонувшего корабля. Часть антимайдановцев поехала на захват телерадиотрансляционного центра возле телевышки, другие отправились в офис принадлежащей Авакову телекомпании АТН, которая, по мнению антимайдана, неделями тенденциозно показывала протесты харьковчан против государственного переворота. Большая часть отправилась по домам отдыхать после долгого дня, и лишь несколько десятков осталось в здании ХОГА, растворившись в нем практически бесследно. Пару раз по ходу моих поисков я пересекался с Максом и Ником. Мы обменивались кивками и снова расходились.

Потеряв всякую надежду, я решил последний раз пройтись по служебным помещениям и, толкнув железную дверь, ведущую на цокольный этаж, нос к носу столкнулся с незадачливым филёром, хабитус которого успел изучить, как родной. Ни слова не говоря, этот поц сначала раскрыл глаза, а затем резко закрыл дверь, пытаясь использовать её, как подручный ударный инструмент.

– Да вот хрен тебе, “золотая рыбка”!
– прошипел я, подставляя под удар то, что мягче всего, разворачиваясь и напирая всем телом на раму.