Росинья-Вертикаль. Город-в-городе, живущий по своим жестоким законам. И Зед только что шагнул в самое его сердце. Выбраться отсюда невредимым будет не проще, чем пересечь минное поле. Но он был здесь. А значит, нужно было действовать.

Глава 12: Бар «Кашаса Пули» и Уши Стен

Блуждая по многоуровневым трущобам Росиньи-Вертикаль, Зед искал не столько достопримечательности, сколько место, где можно было бы раздобыть еды и, что еще важнее, информации. Слухи и сплетни, как и крысы, лучше всего чувствовали себя в грязных, темных дырах, где люди заливали свои страхи и отчаяние дешевым пойлом. Рано или поздно он должен был наткнуться на такое место.

И он наткнулся. Вывеска была нарисована от руки на куске ржавого железа: череп с перекрещенными бутылками и надпись «Кашаса Пули». Название говорило само за себя. Из темного проема, служившего входом, несло перегаром, потом, дешевым табаком и жареным мясом сомнительного происхождения. Изнутри доносился пьяный гомон и дребезжащие, искаженные звуки самбы, лившиеся из старого, чудом работающего радио.

Зед нырнул внутрь. Помещение было небольшим, битком набитым разношерстной публикой. С потолка, увешанного какими-то сетями и обрывками проводов, свисала одна тусклая лампочка, едва освещавшая грубо сколоченные столы и импровизированную барную стойку. За стойкой колдовал одноглазый, покрытый шрамами детина с выражением вселенской усталости на лице. Посетители — угрюмые бойцы местного ополчения, стайка оборванных девиц с пустыми глазами, несколько личностей, от которых за версту несло проблемами — все как один проводили Зеда цепкими, оценивающими взглядами. Чужак. Свежее мясо. Или новая угроза.

Он протолкался к стойке, стараясь держать спину прикрытой и иметь хороший обзор зала.

— Кашасу, — бросил он бармену, выкладывая на стойку пару «тампиньяс».

Бармен молча налил в мутный стакан обжигающе пахнущей жидкости. Зед сделал небольшой глоток. На вкус — как ракетное топливо, смешанное с ацетоном.

«Но хотя бы дезинфицирует», — подумал он, чувствуя, как огненная волна прокатилась по пищеводу. Он не стал ни с кем заговаривать. Просто прислонился к стойке, медленно потягивая свою отраву и слушая. Уши стен в таких местах часто рассказывали больше, чем самые болтливые языки.

Обрывки разговоров на дикой смеси португальского, местного сленга и редких английских слов долетали до него. Споры о ценах на воду, о последней вылазке какой-то банды, о том, кто кого кинул на рынке. Имена. Клички. Названия группировок. «Техно-Сертанежуш опять копаются у старой подстанции…» «…эти психи с Корковаду, Падальщики, снова кого-то утащили…» «…говорят, БОПЕ Мутадо собирает людей для большого рейда…»

Зед впитывал информацию, как губка, отсеивая мусор и складывая в голове мозаику местной криминальной и политической жизни. Полицейский участок упоминался несколько раз — как проклятое место, куда лучше не соваться, или как потенциальный источник большой добычи, если хватит глупости или смелости.

Внезапно обычный шумовой фон бара нарушили повышенные тона. За одним из столиков в углу трое местных — здоровенных, тупоголовых бойцов из тех, что составляли костяк любой бандитской шайки — что-то не поделили с четвертым, невзрачным на вид мужичком в рваной куртке. Спор быстро перерастал в перепалку.

— Voce me deve, seu rato! (Ты мне должен, крыса!) — рявкнул один из троицы, самый крупный, с татуировкой паука на бычьей шее.

— Eu nao tenho nada! (У меня ничего нет!) — испуганно лепетал мужичок, вжимаясь в стену.

Ситуация накалялась. Крупный схватил мужичка за грудки. Посыпались удары. Остальные посетители бара либо с интересом наблюдали, либо старательно делали вид, что ничего не происходит. Бармен лишь тяжело вздохнул и демонстративно начал протирать и так не слишком чистый стакан.

Зед не собирался вмешиваться. Не его дело. Но тут один из нападавших, отшвырнув свою жертву, пошатнулся и налетел прямо на него, обдав запахом дешевой кашасы и немытого тела. Стакан Зеда полетел на пол, разбившись вдребезги.

— Эй, смотри куда прешь, ублюдок! — прорычал боец, поворачиваясь к Зеду. Он, видимо, решил, что нашел новую, более интересную цель для вымещения злости.

Зед медленно выпрямился. Его глаза холодно блеснули в полумраке бара.

— Ты разбил мой стакан, — тихо, почти безразлично произнес он. — И пролил мою кашасу. Это невежливо.

Боец ухмыльнулся, обнажая редкие гнилые зубы.

— А что ты сделаешь, чужак? Пожалуешься мамочке?

Он замахнулся для удара.

Движения Зеда были быстрыми, точными и смертоносными. Он не стал вытаскивать мачете — это было бы излишне. Удар основанием ладони под челюсть противника. Хруст. Одновременно — подсечка. Громила мешком рухнул на пол, теряя сознание. Двое его дружков на мгновение опешили, потом, с яростными криками, бросились на Зеда.

Для них все закончилось еще быстрее. Один получил локтем в солнечное сплетение и согнулся пополам, задыхаясь. Второму Зед просто сломал руку об угол барной стойки — короткий, резкий рычаг, и раздался сухой треск кости. Тот взвыл от боли, как недорезанный поросенок.

Все произошло за какие-то десять секунд. В баре воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь стонами поверженных бойцов и дребезжанием старого радио, которое все так же наигрывало свою искаженную самбу.

Все взгляды были прикованы к Зеду. Он спокойно поправил одежду, оглядел поверженных противников.