— Сделаю. — киваю. Письмо своему молодому троюродному дяде я уже написал, осталось только передать. — Наказующие конечно от него не отстанут, память у них не очень добрая, зато очень долгая, но на королевской службе тронуть его не решатся. Иначе всё дворянство против себя настроят. Скажи, а есть в твоём представлении вообще девицы, которые бы не были красотками? — шучу и тут же задаю серьёзный вопрос: — Изольде-то будешь что-нибудь отвечать? Если что, я готов помочь в этом деле.

Милорд Монский тоже стал серьёзен. Немного задумался, затем качнул головой.

— Нет. — ответил. — Ни письма, ни встречи не будет. А вот к родителям я бы съездил зимой. Тут недалеко. Если разрешишь конечно.

— Разрешу, куда я денусь? — поднимаюсь с кресла. — Пойдём в поселение, по дороге расскажешь во всех подробностях о баронете Георге. Эх, как бы он нам самим или моему роду пригодился, да не стоит ещё и с красным орденом отношения портить. Хватит короля и герцога Альфонса на первое время.

— Скоро так по всему континенту будут люди лично тебе обязанные. — усмехнулся друг, поднимаясь вслед за мною. — Много должников — это хорошо.

Как же ты молод, Карл. Не всё так однозначно. Кредиторов не любят. Впрочем, люди по настоящему благородные знают, что такое долг. Надеюсь, те, кому я помог и буду помогать относятся к таким. Лишних иллюзий не испытываю, наверняка найдутся и поросята, которых обязательства передо мной станут тяготить, но всё же, полагаю, такие окажутся в меньшинстве.

В поселение мы направились пешком. У меня есть и портшез, и паланкин, и карета, но вызывать их и тратить время на ожидание подачи было бы и барством, и глупостью. Идти-то до гостиницы всего ничего, четыре-пять сотен шагов. К нам присоединилась пятёрка моих вояк. Охраняют. Даже в моём собственном монастыре приходится почти постоянно ходить с эскортом, соратники настояли. Да я особо и не возражаю уже, и привык, и понимаю, что лишним не будет, мало ли что.

В арку как раз гонят полтора десятка крепостных из Гутово. Завтра суд, мне предстоит выносить решения о судьбе этих людей. Там всё, и взыскание недоимок, и разбор споров, и проступки. Не судите, да судимы не будете. Наверное, так и есть. Только таковы мои обязанности, от которых никак не отвертеться. Не бывает так, чтобы жизнь состояла из одних только удовольствий и приятных дел. Вчера я выносил наказания и разрешал споры в отношении крестьян Монастырки, сегодня вот очередь этих бедолаг. Пока даже не знаю, в чём они провинились или чего не поделили. Ничего, разберусь с самого утра. А пока их проводят мимо меня в хозяйство брата Никиты, нашего тюремщика. Тот уже приготовил камеры на верхнем ярусе.

До гостиницы я дошёл уже с большим шлейфом увязавшихся за мной паломников, которым мало оказалось полученного от меня благословения, а хотели ещё добиться исповеди или напроситься на аудиенцию, но мои вояки во главе со штаб-капралом Николасом, впервые заступившего в наряд в качестве помощника начальника караула, никому не позволили близко ко мне приблизиться.

— Ваше преподобие, — встретил меня во дворе трактира Барт Итров. — Я верил, что вы проявите милость. — в глазах скототорговца светилась надежда. — Я ждал, я надеялся…

— Ну, вот он я. — поправляю рясу. — Веди к своей девочке. Посмотрим, чем смогу помочь.

При мне и амулет полного восстановления — находиться три часа в гостинице, создавая плетение, мне не хочется, я лучше использую вложенное в изумруд заклинание, а потом его у себя в покоях восстановлю, и флакон святой воды нашего источника. О благорасположении Создателя забывать не следует.

Глава 16

Какое небо голубое. Хорошо им любоваться, лёжа в центре лесной поляны на спине поверх плотного войлочного отреза ткани. От шатра я отказался. На кой чёрт он нужен в такую погоду? Только сейчас понимаю, как я вымотался за последние недели, давно было пора устроить себе отдых.

Охоту я никогда не любил, вот и здесь не изменил своего отношения к убийству зверей. Милордам Карлу с Гербертом и миледи Алисе нравятся, вот пусть они и гоняются за косулями, или за зайцами, или ещё за какой-нибудь живностью. Вообще у меня тут каждой твари по паре. Только позавчера пропавшая давно свинья, за исчезновение которой успели содрать плетьми всю шкуру на спине свинопаса, вдруг объявилась, выйдя к стаду, да не одна, а с целым выводком поросят, причём, полосатых. С диким кабаном нагуляла развратница.

Солнце светит ярко, но в глаза мне не бьёт, моя небольшая, ярдов пятьдесят в диаметре, елань с трёх сторон, кроме южной, окружена дубровником, высоким, густым, защищающим от лучей, не пробивающихся сквозь листву. Эх, так лежал бы и лежал, ни о чём не думая. Хотя нет, с последним не получится. В пору своего настоящего детства, вдруг испугавшись, что рои мыслей переполнят мою бедную головушку, я попытался однажды заставить себя не думать. Долго тужился, старался, и ничего из этого не вышло. Так что, теперь не стану и пробовать.