Шрифт:
– Так, как сегодня, например, когда из каждого утюга слышатся одни и те же песни?
– «Ну, ты меня и задрал, говнюк. Что ж, получи, фашист, гранату».
– Придётся повторить, судя по всему, сказанное в начале. Лично я никому не давал разрешения на тиражирование и трансляцию вчерашнего выступления, где песни исполнялись для узкого круга гостей, а по сути, всего для одного человека, моей невесты. Ну, коль Вы в очередной раз напомнили, пользуясь возможностью, хочу обратиться к налоговым органам, министерству информации и культуры о проведении аудита по незаконному использованию авторского права. Что бы дополнительно простимулировать вышеназванные государственные органы, предлагаю из суммы штрафных санкций сорок процентов оставить себе для премирования наиболее активных сотрудникам. На этом позвольте откланяться. Номер телефона, по которому можно связаться со мной для урегулирования юридических споров, у оператора есть. Да, ещё один момент. Информация для тех, кто делал запись на частной вечеринке, где на всех углах висели предупреждения, что пользование фонами внутри помещения, как и любая другая съёмка, категорически запрещены. Ради собственного тщеславия Вы сознательно пошли на грубое нарушение правил чужого дома? Нарушили личные границы множества людей, выложив в Лабиринте записи? Что ж. Если кроме ветра в головах ничего нет, от Глав Семей каждого, кто нарушил правила гостеприимства, жду личных извинений. Срок для исполнения – неделя, после чего мне не останется другого, как прибегнуть к судебным разбирательствам с оглашением хода процесса в средствах массовой информации. Надеюсь на Ваше благоразумие. Честь имею.
Мёртвую тишину в студии прервали аплодисменты двух гостей. Соколова и ещё одного мужчины, внешним видом напоминающего Льва Толстого. Камера вновь крупным планом показала Соколова, который демонстративно показывал большой палец. О чём пошёл разговор в судии дальше, уже не слушал, а вскоре трансляции прервалось очередным рекламным блоком, и я переключил канал.
– Сашка, зачем ты так? – Ольга пыхтела кА чайник.
– Это даже не провоцирование конфликтной ситуации, вызов всей давно сложившейся системе. К тому же походя задел Семьи и Родовую честь! Совсем, что ли?
С улыбкой посмотрел на девушку.
– Котён. Ты вроде меня убеждала, что среди гостей твоего брата сплошь обычные люди? Я же собственными ушами то и дело слышал со всех сторон при обращении между собой титулы, как со стороны девушек, так и парней. Показуха? Нет. Это уже в подкорке, вошло в привычку. А чего больше всего боится знать? Старая и новая? Потерять деньги и стать замаранными в средствах массовой информации. Так что, если благородные отпрыски чхали с высокой колокольни на всяческие запреты, им должное воспитание необходимо влить с противоположной от головы стороны. Осознание, что запреты нарушать НИКОМУ нельзя, подобным способом дойдёт намного быстрее... Оценим виру в тысячу рублей серебром в дополнение к письменному извинению Главы Рода или Семьи. Что б вся знать надолго запомнила, что князя Галицкого задевать нельзя даже вскользь. Одобряешь?
Моя подруга покрутила головой и тяжело, можно сказать обречённо, вздохнула.
– Значительная сумма, но вполне подъемная для большинства Семей.
– Благодарю за моральную поддержку. Если будут звонить, так всем и говори. Личные встречи с часовыми протокольными раскланиваниями мне не нужны. Солнышко, вспомни, что говорил вчера и сегодня не раз. Я пел для ТЕБЯ одной, не для всех женщин страны. Мне столько не потянуть не только финансово, а и физически. Здоровья не хватит.
Ольга глянула на меня и вновь укоризненно качнула головой. Потом… захохотала. Дошло…
* * *
– Контроль коридора.
– Держу. Чисто.
– Есть письмо. Посмотрю описание отражения и идём дальше….
Это отражение, в котором находились сейчас, было вторым за сегодня. Первое… Страх и ужас… Когда переход окончательно сформировался и увидел, что творится за порогом, уже не хотел делать шаг, тем более тащить за собой Олю. Квартира без потолка. Обгоревшие корешки книг. Это не было последствиями обычной войны. В этом отражении использовали ядерное оружие.
– Оля, остаёшься здесь. Я к сейфу и обратно. Больше смотреть и искать нечего. Если только письмо.
Девушка, что стояла рядом, ничего не ответила – сама всё прекрасно видела – города не было, потому что левее несуществующей здесь двери в коридор, стены отсутствовали, и город был… Нет... города как такового попросту не было – серо-чёрный снег толстым слоем покрывал холмы, что когда-то были обрушившимися зданиями. Жуткое зрелище.
Сбегал в оружейку, разделся догола. Напялил на себя что не жалко и поверх одежды натянул единственный, что был в наличие, ОЗК. (Общевойсковой защитный комплект – прим. авт.) Дрянь, конечно, но лучше это, чем ничего. Оружие оставил – там не потребуется.
Встал у прохода, оглянулся на Олю.
– Прошу, молчи и ничего не говори. Знаю сам, что совершаю глупость, но, чувствую, это надо сделать. У меня максимум три минуты, больше нельзя. Держи. – Вложил в руку Ольги пустой магазин от пистолета.
– Как три минуты пройдёт – сделай шаг и швырни со всей силы в шкаф напротив двери. Сама сразу назад. Это разверни у входа, - я показал на рулон плёнки.
– Что бы не наследить. Творец. Три минуты до начала радиационного обеззараживания. Вернусь, сниму с себя всё и закину на ту сторону. Когда останусь голым, начинай. Сначала проверь Ольгу. Ты, малыш, как бросишь магазин, дожидаешься вердикта Тэшки. Когда разрешит - прочь из кабинета. Не обсуждается. Приготовились… - Я глубоко вздохнул и натянул противогаз.
– Начали.
Переход произошёл не как обычно. Мне показалось, что переход сопротивляется, пытается меня задержать, но всё же смог прорваться сквозь странную пелену. Один взгляд на улицу дал понять, что с момента нанесения удара здесь прошло уже много времени. Счётчик радиации, что висел под костюмом защиты, пока молчал, но надолго ли продлится эта тишина?
Стол. Письмо есть, хоть и потемневшее, текст разобрать можно. Сейф. Свой ключ доставать не пришлось – обломок местного дубликата торчал в скважине замке, но сама дверца не была заперта.