– Не буду, мой хороший. Скажи, а что ответишь звукозаписывающим компаниям?

– Первый вопрос – тираж. Второй вопрос – сумма гонорара. Третий – авторское право на песни. За это ведь тоже надо платить.

– Так не ты их написал.

– Оля. Голубушка. Во-первых, ЗДЕСЬ об авторах стихов и музыки никто ничего не слышал, да я и не имел в виду отчисления за авторство песен. Подразумевал за авторство исполнения, а что касается авторов, мне не совестно было бы, например, когда попадём домой, передать определённую сумму тому же Игорю. Между прочим, шапочно с ним знаком. Или тому же Антонову. Или семье Игоря Талькова. Ты же знаешь, я человек, благодаря отцу, более чем обеспеченный и мне эти чужие деньги не нужны. Даже не делая абсолютно ничего, в принципе, чем и занят, обладаю огромными средствами. Только куда их девать? В гроб с собой не заберёшь, одной икрой питаться тоже не будешь. Золото-бриллианты… На кой это мне? Я вот захотел тебе сделать подарок и сделал. Просто потому, что хотел увидеть на твоём лице улыбку.

– Увидел. – Оля приподнялась на локтях, внимательно рассматривая моё лицо. – Ты вчера сделал меня счастливой. Кольцо, конечно, красивое и безумно дорогое, но я бы и без того дала бы тебе согласие.

– Почему тогда месяц молчала? А когда увидела коробочку, сразу согласилась.

– Ты сейчас серьёзно? – на глазах моей половинки появилась влага.

– Конечно же, нет. Ты, моя радость, относишься к деньгам и богатству достаточно спокойно. Хотя… если бы я был беден, относилась бы ко мне так же?

– Да, Саш. Говорю потому, что папа меня воспитывал в условиях, когда пришлось научиться считать деньги ещё в раннем возрасте. В доме не было никаких излишеств и лишь за полгода до твоего появления узнала, что всё это делалось специально, чтобы я не выросла избалованным ребёнком.

– Если так, не могу согласиться с отцовским приёмом воспитания. Всё должно быть в меру. Я, например, большую часть жизни зарабатывал, рискуя здоровьем, порой и жизнью. Или, как в последние годы, нервами и недосыпами. Не могу сказать, что считал каждую копейку, но и не бросал деньги на ветер. Жил жизнью обычного человека. На что и смог заработать, так на личную квартиру, которую в итоге продал, когда стал ухаживать за мамой, покупая для неё безумно дорогие лекарства. Отмечу, тем самым продлил срок её жизни. Так что честно скажу - нынешнее безделье меня тяготит. Это ещё мягко сказано. Бизнесом здесь заниматься не возьмусь – прожив более полугода, давай уж говорить начистоту, своим среди местных не стал, да и не стремлюсь к этому. С Государем мы вроде открыто не конфликтуем, но и не сказать, что между нами добрые отношения. С Разумовскими? Чисто деловые отношения. Ты мне, я тебе. Подписали контракт, точнее, соглашение. Видишь, до сих пор употребляю прежние термины… У них вроде дела налаживаются. Сказали, что открытие первой точки доставки запланировано на первое февраля. Посмотрим, что получится. Отец ведь предполагал, заранее знал, чувствовал, что в торговлю я не пойду. Военным делом заниматься тоже не буду, если только частную военную компанию не создам. Телохранителем? У кого? Нет, больше такого не надо. Вот, повторю, папа и подготовил всё заранее, предвидя, что моей навязчивой идеей будет поиск пути домой. Ты правильно сказала, что там меня никто не ждёт. Не считая двух сослуживцев, у которых уже не дети, внуки есть, можно согласиться. Явись я к ним такой, какой будет реакция? В первую очередь непонимание очевидности. Во вторую – тайная зависть, что я стал молодым, а они… Но, Оленька, есть ещё такое понятие, как чувство разлуки. Не с Родиной, а города, где я родился и куда всегда возвращался как домой. Где мне всегда было хорошо. Где мог ночами бродить по улицам и радоваться тому, что вижу, что меня окружает. Где встречал рассвет, сидя у воды на Неве. Разве можно это забыть навсегда? Забыть место, где похоронена мама? Где я учился? Может я совсем ненормальный, но, если смогу найти путь домой, буду счастлив. Походим с тобой, взявшись за руки, по городу. Покатаемся на речном трамвайчике в Белые ночи, сходим на могилу мамы… а потом можно и вернуться, но только до момента, когда вновь в душе станет больно и почувствую, что надо вернуться. Ненадолго, хоть на пару дней, но для меня сродни глотку свободы.

– Поэтому ты и спел ту песню последней?

– Да, Оля. Только не последней. Мы ещё не одну песню споём.

– Вместе?

– Да, малыш, вместе. Потому что кроме тебя, у меня никого на свете больше нет.

– Ну вот, начали за здравие, а ты, как всегда, переходишь на печальную ноту.

– Включи телевизор. Может, что интереснее покажут? Фильм какой посмотрим. Про любовь, – я поцеловал тонкие пальцы, которые лежали у меня на плече, а через секунду под оглушительный хохот Ольги искал тапок, чтобы запустить в телевизор.

– Мне до него последний шаг, и этот шаг длиннее жизни…

Запись выступления закончилась, и камера показала круглый стол, за которым сидело человек десять.

Ведущий программы крупным планом.

– Добрый день. Да. Для некоторого количества жителей города это день, а большинству, которое только недавно проснулось, мы дружно скажем – доброе утро! С Новым годом!!! Сегодня мы пригласили в студию видных композиторов, поэтов и исполнителей отечественной эстрады, которых, можно сказать, вырвали из-за праздничных столов, чтобы обсудить исполнение на одной из частных вечеринок совершенно новых песен, из которых ни одна до этого не звучала ни на радио, ни по телевизору. Почему, спросите, Вы, дорогие зрители, эти песни собрали наш Круглый стол в первый день нового года, да потому, что не только в отечественных рейтингах на радиостанциях, а и в большинстве стран, где понимают русскую речь и любят нашу музыку, высшие строчки заняли именно произведения, которые прозвучали вчера одной обоймой. Да, именно обоймой. Тра-та-та-та и все зрители были повержены. Да что там говорить, сегодня, наверное, не найти ни одного человека в стране, кто не слышал и не полюбил эти песни. О любви, о расставании, о надежде и о нашей любимой стране. Песня, которую исполнитель спел в финале, затронула в душах самые потаённые струны.

– Оля, я не могу больше, переключи на другой канал.
– Меня всего трясло от злости на людей, кто без разрешения выложил запись в эфир. А что, если испортить малину этим говорунам? – Подожди, верни прежний. Можно воспользоваться твоим телефоном? – Получив разрешение, набрал номер, который высвечивался для связи с прямым эфиром в левом углу экрана.

– Слушаю, - из динамика телефона послышался женский голос. – Вы хотите задать вопрос участникам Круглого стола? Или желаете принять участие в обсуждении и голосовании?

– Девушка, я, вообще-то, вчера вечером был именно там, где и прозвучала эта музыка. Хотел бы сказать пару слов в эфире. Можно ведущему и не в эфире.

– Соединяю.

Ведущий схватился за динамик в ухе и на полуслове перебил одного из приглашённых, который уже успел сравнить прозвучавшие песни, скажем так, с отходами детского сада. Выливал помои и, как мне показалось, мог это делать бесконечно.

– Внимание. К нам дозвонился один из гостей вчерашней вечеринки, присутствовавший при исполнении песен. У нас, как Вы знает, прямой эфир, поэтому нашего гостя прошу не ругаться. И так, слушаем. Представьтесь, пожалуйста.

– Александр. Если более полно - Александр Николаевич.

– Очень приятно, Александр Николаевич, - у ведущего от улыбки рот, казалось, заканчивался где-то позади головы.– Поделитесь с нами своими впечатлениями от вчерашнего выступления.

– А разве можно поделиться чужими впечатлениями? – Я выдержал паузу. – Это уже называется, если не ошибаюсь, воспоминания. Шутка. Хочу поинтересоваться, а у кого было получено разрешение на трансляцию вчерашнего, можно сказать, домашнего концерта. Насколько знаю, человек, который стоял на сцене, право на тиражирование своего исполнения никому не давал. Ни радиостанциям, ни телевидению. Не будете спорить, что это является нарушением авторского права?