Мы поднялись наверх и прошли на середину двора.

Да, это была она, Лесная Дача.

У заметно обветшавшего барака стояло то самое такси, что обогнало меня на бульваре. Сквозь тучи светила луна, черная масса леса шумела о чем-то своем.

Сколько же лет я здесь не был?

Эх, лучше и не считать...

– Саныч, а ты оказался плохим пророком, - усмехнулся я.
– Помнишь, твердил как попугай: Китель не опасен, Китель не опасен... Ну и?

– Да ведь и на старуху бывает проруха, - виновато вздохнул он.

– Как ты оказался здесь?

– Бог надоумил, - серьезно ответил он.
– Все же я решил присмотреть за Кителем в первые дни по возвращении. Приставил толкового парнишку. Он передал, что ночью Китель рванул куда-то по Восточному шоссе. Я сразу вспомнил о Лесной Даче. Какого рожна ему там делать? На сердце стало неспокойно. А тут еще тебя нет и нет с похорон... Мало ли чего? Вот и решил проверить.

– На всякий пожарный?

– Именно! Эх, Федорыч! Видать, в рубашке ты родился. Еще бы две секунды...

Когда он произнес "в рубашке родился", я почему-то подумал про девушку, которая стоит сейчас у стены под дулами автоматов, а факел освещает ее гордый профиль.

– Надо что-то делать, - продолжал между тем Саныч.

– Ты о чем?

Он кивнул в сторону подвала.

– Что предлагаешь?

– Поставить крест, - тихо, но внятно заключил он, - а после завалим буреломом и камнями. Никто вовек не сыщет.

– И это ты говоришь о своем бывшем боссе? О его родственниках?
– изумился я, думая только о девушке.

– Но как же быть?!
– В голосе Саныча прорвались мучительные нотки.
– Я не хотел их трогать. Сами напросились. Я вообще не понимаю, как же он осмелился? Но раз так - надо действовать жестко. Отпустить - значит самим жить с оглядкой и каждую минуту ждать пули из-за угла. Надо решаться, хозяин. Сейчас. Другого такого случая не будет. Да ты не переживай! Мы все сделаем сами. Там на дороге стоят две наши тачки. Садись в мой "Москвич" и поезжай домой. А мы тут все зачистим.

Эта жестокость, выраженная в мягкой, почти деликатной форме, ужаснула меня.

– Послушай, Саныч...
– заговорил я, вглядываясь в его зрачки, где отражался бледный свет луны.
– А если бы, скажем, ты опоздал? Если бы они сделали свое дело? Переметнулся бы к Кителю? Завалил бы буреломом меня?

Саныч резко отпрянул:

– Федорыч! Зачем обижаешь?

– Ты не ответил.

– Хорошо, отвечу!
– воскликнул он с таким видом, словно собирался исповедоваться.
– Я рассказывал тебе, Федорыч, кое-что о своем детстве. О вечно пьяном папашке, о моей безответной маме, о нашей убогой и бесприютной жизни. Еще тогда у меня появилась мечта... Уютный домик с зеленой лужайкой, где я чувствовал бы себя хозяином, машина, красивые и удобные вещи... Верная и любящая жена... И чтобы не думать о завтрашнем дне, чтобы моим детям и внукам хватило того, что я оставлю, чтобы не пришлось им мучиться так, как довелось мне. Чтобы в моем кругу меня уважали и слово мое ценили. Только и всего. Разве я желал невозможного?
– Он проникновенно посмотрел на меня.
– Федорыч, благодаря тебе моя мечта сбылась. С тобой я добился всего, о чем мечтал. Спроси меня сейчас Господь: "Балашов, раб мой, проси у меня чего хочешь, все исполню за твои прежние страдания", я отвечу: "Спасибо, Господь, дай мне немного здоровья, чтобы увидеть своих внуков. А там можно и в твои сады". Признаться, я не подозревал в Саныче такой набожности.

– Значит, на Господни сады рассчитываешь? А не боишься, что Он предназначил тебе раскаленную сковородку?

– За что? Разве я мало настрадался душой?

– А грехи?

– Какие?

– Не ты ли собираешься казнить этих несчастных? Саныч вздохнул:

– Кто не грешен, Федорыч? Не для себя стараюсь. Не для себя иду на новую муку. Ради близких своих, ради тебя...

Я не смог сдержать ироничной усмешки:

– Однако же забавная логика... Нет, Саныч, я не хочу, чтобы ты грешил ради меня. Думаю, вполне можно обойтись без жертв.

Тонкая фигурка девушки все время стояла перед моими глазами.

Нежданно Саныч цепко схватил меня за руку:

– Хозяин! Нельзя их отпускать!

– Почему, черт побери?! Они полностью деморализованы.

– Пойдем на это - быть беде, - продолжал он с непривычной напористостью.

– Какие у тебя основания так думать?

– Я предчувствую.

– Знаешь, Саныч...
– Я начал сердиться.
– У тебя уже были предчувствия по поводу Кителя. Диаметрально противоположные. Все! Довольно ходить по кругу. Сделаешь в точности так, как я скажу. Пошли!
– И, повернувшись, я направился к подвалу.

Сзади семенил Саныч. До меня донеслось его тихое бормотание:

– Мне конец... Эта чертовка уничтожит меня...

За время нашего отсутствия ситуация в подвале внешне не изменилась. Трещал факел, пленники кучкой сбились у стены, парни Саныча держали их на мушке. Но что-то подсказывало, что какой-то разговор тут состоялся. Возможно, Китель хотел подкупить "бойцов" или пытался их застращать, но, очевидно, получил резкий, даже насмешливый отпор. Сейчас он выглядел тем, кем и был на самом деле, - старой развалиной. Звериная тоска, полная покорность судьбе читались в его оловянных зрачках.