Я велел Санычу передать каждому из них по отдельности, что они засветились, а потому должны мгновенно раствориться где-нибудь среди необъятных просторов бывшей империи. Хозяин, мол, жалует их за верную службу порядочной суммой, достаточной, чтобы начать на новом месте самостоятельное дело, но при одном непременном условии - в наш город они более ни ногой. Предложение было охотно принято. Я отстегнул из своих запасников обещанное, и уже назавтра Саныч доложил мне, что об этих парнишках можно забыть.

Одновременно я помирил Инну и Саныча.

Собрав их за одним столом, я поставил между ними бокал красного вина, накрытый куском черного хлеба с солью.

– Переломите хлеб и отпейте из этого бокала, а после пожмите друг другу руки и поклянитесь, что не держите в душе зла. Забудьте старые обиды. Мы нужны друг другу. Пусть же в наших отношениях царят мир и согласие.

– Да разве я ссорился?
– смущенно пробормотал Саныч.
– Наоборот, я всегда ценил и уважал Инну Константиновну. А если в чем провинился -простите, - он сложил руки на груди.

Который день он пребывал не в своей тарелке. Выражение обреченности не сходило с его физиономии с той самой минуты, когда он узнал о нашем с ней сближении. Несмотря на изворотливый и гибкий ум, он так и не смог справиться со своими надуманными страхами.

Но я не собирался потакать его комплексам, которые казались мне попросту смехотворными.

– Вот и отлично! Что скажешь ты, милая?

– Мне не в чем винить Саныча, - сдержанно проронила она.
– Поэтому и прощать его не за что. Он стремился хорошо исполнить свою работу - только и всего. Притом тогда он не узнал меня. Да если бы и узнал - какая разница? Саныч - верный помощник, - произнесла она бесстрастным тоном, в котором мое чуткое ухо не уловило ни малейшей двусмысленности. Инна перевела взгляд на меня: - Если же тебе хочется узнать, сержусь ли я на Саныча сейчас, то могу ответить искренне: нет. Я не против нашего сотрудничества.

– Дорогие мои, вы даже не представляете, как порадовали меня своей уступчивостью, - растрогался я.
– Нас ждут великие дела. Недосуг увязать в искусственных проблемах. Выполните мою просьбу, и поставим на этом крест.

Они церемонно исполнили ритуал.

На черном хлебе они поклялись стать если не друзьями, то соратниками.

* * *

Я выполнил все обещания, данные Инне.

Через несколько дней в Жердяевке появилась Аннушка - высокая, худая, с суровым, как у истовой монашки, выражением лица. Тем не менее она охотно согласилась вести наше хозяйство, полностью оправдав превосходные характеристики мужа.

Без особых хлопот удалось найти и экономку для нашей городской квартиры.

Я рассказал Инне, как мы потрошили подпольных толстосумов, а после повел ее в подвал и открыл обе камеры. Вид золотой казны заставил ее побледнеть, зато фонотека вызвала неописуемый восторг. Можно ли ей прослушать записи? Конечно! Мы же договаривались, что между нами не будет никаких тайн.

Я наивно полагал, что, по крайней мере в первые дни, Инна займется активной комплектацией своего гардероба, но ошибся. Главным ее занятием стало прослушивание фонотеки.

Часами сидела она в кресле, вслушиваясь в откровения городских бонз и тузов. Иногда, после какого-нибудь особо разоблачительного диалога, принималась учащенно дышать и покусывать губы, как в момент сладострастия. Она не вела никаких записей, но, похоже, каждая фраза ложилась в нужную ячейку ее молодой памяти. Она забывала про сон и еду, и нередко мне приходилось насильно выключать магнитофон.

Прокрутив наконец последнюю кассету, Инна как бы в шутку заявила, что мы с Санычем - попросту мелкие жулики. Располагая возможностями, которые могут вознести на самый верх пирамиды, мы довольствуемся крохами пирога, радуемся случайному зернышку, вместо того чтобы собирать в закрома обильный урожай.

– Что ты предлагаешь?
– спросил я, несколько обескураженный ее выводами.

И тут она развернула передо мной такие перспективы, что я лишь диву дался: в этой очаровательной женской головке давно уже сформировались поистине наполеоновские планы.

Оказывается, ни я, ни тем более Саныч не желали понять одну простую истину: наступили новые времена. Только законченный идиот будет держать сегодня свои богатства в подвалах да колодцах. Общество переходит к рыночным отношениям, когда деньги делают деньги. Торговые операции, вроде той, за которую пострадал ее несчастный отец, скоро станут нормой. (Между прочим, надо добиваться полной реабилитации отца, ушлые адвокаты живо докажут, что он понес наказание за политические расхождения с прежним режимом.) Надо вкладывать, вкладывать и вкладывать, пока существует вакуум, пока городская элита чешет затылки, взвешивая и прикидывая, что к чему...

Захватывать свободные ниши... Особенно в торговле и общественном питании, где деньги крутятся очень быстро... Искать союзников... Выводить из игры возможных конкурентов...

Надо создавать совместные предприятия с иностранцами... Через эти фирмы мы сможем перевести часть средств за границу и вложить их в местный бизнес... Стать владельцами крупных предприятий и недвижимости... У нас будут личные самолеты, яхты, дома во всех знаменитых столицах... И так далее, и так далее.

Но начать придется здесь, утверждала она. С моими талантами дело выгорит. Фонотека откроет нам все двери, позволит собрать все необходимые подписи, а золото, которое надо немедленно обратить в валюту, послужит начальным капиталом. Через год мы его удесятерим. Если работать не покладая рук, поменьше спать и бездельничать, идти к цели напролом, то у нас есть реальный шанс пробиться в круг богатейших людей мира, стать истинными хозяевами жизни.