— В чём я должен был разобраться? Что мои люди действительно мертвы?

— Хотя бы в том, зачем было нужно сбивать наш вертолёт. В этом не было никакого смысла. Стрелок не мог не знать, что без ответа его действия не останутся. Если только он не злобный дурак или псих. Следовало для начал его поймать и допросить.

— Если на продуктовый склад проникали мыши, и всё там погрызли, вы же не спрашиваете их, зачем они это сделали, а давите этих тварей ногами или травите ядом, — подметил Дарриус.

— Ну так-то люди поумнее мышей будут. И у них могут быть другие, более сложные мотивы.

Кауфману этот бессмысленный разговор уже порядком надоел.

— Знаете, некоторые ваши решения и инициативы порой вызывают вопросы, при чём не только у меня одного. Но я же не лезу к вам с советами, и не учу, как вам лучше выполнять вашу работу. Пусть каждый занимается своим делом, и тогда будет порядок, — высказал Дарриус в максимально деликатной форме то, что думал.

Линетт поняла, что собеседник пропустил её слова мимо ушей. Неприятно, но вполне ожидаемо. Мэр с удовольствием назначила бы на место Кауфмана кого-то другого, но в данный момент сделать этого не могла. Для смещения Дарриус было необходимо, чтобы тот совершил какую-нибудь серьёзную ошибку, а лучше сразу несколько. Потеря вертолёта и нескольких человек, увы, к их числу не относилась. Нужен был по-настоящему крупный промах, а его Кауфман за все прошедшие годы пока не совершил.

— Можете идти, — холодно объявила мэр, дав понять, что аудиенция окончена.

Арт: Лэнс

Рен (3)

Голодный и уставший, добираюсь до Бельфара. Время позднее, и пускать в город кого попало местная стража желанием не горит. К счастью, во время пересменки мне удаётся незаметно прошмыгнуть за ворота. Хочется рухнуть на мягкую постель и не подниматься с неё до полудня, но денег в кармане всего ничего. Приходится делать непростой выбор между сытным ужином и небольшой комнатушкой на постоялом дворе. Выбираю ужин, так как есть хочу настолько сильно, что готов впиться зубами в собственные сапоги. В таверне один за другим закидываю в себя куски жарёного мяса, и глотаю, не прожёвывая, а потом ещё и тарелку начисто вылизываю. Потирая живот, ещё раз обыскиваю карманы и нахожу одну медную монету. Для оплаты ночлега даже на самом захудалом постоялом дворе этого недостаточно, зато хватит на завтрак. Побродив по городу, нахожу неприметный закуток, где и провожу ночь, вздрагивая от каждого шороха. Если стражники меня заметят, то либо высекут, либо бросят в темницу за бродяжничество. Но к счастью, ночь проходит спокойно.

Утром удаётся полакомиться кашей. Хотя полакомиться — это сильно сказано. Выглядит и пахнет она как помои. Такой гадостью только свиней кормить! И на это я потратил последний медяк. Пока есть силы, брожу по городу, и думаю, где бы раздобыть деньжат. Всерьёз подумываю о том, не облегчить ли чьи-нибудь карманы, но когда добираюсь до площади, вижу, как стражники под одобрительные выкрики зевак отрубают какому-то бедолаге руку, а затем тут же чем-то её прижигают, от чего вопящий от боли воришка теряет сознание. Представив себя на его месте, сглатываю подкативший к горлу комок. Желание запихнуть ручонку в чей-нибудь карман тут же улетучивается. Продолжив думать, что же делать дальше, набредаю на домишко с подковой над входом, и решаю, что это мой шанс.

Но кузнец считает иначе. Презрительно посмеиваясь, он говорит, что с такими тощими ручонками мне только девчонок щипать за разные места, после чего советует проваливать, но я уходить отказываюсь. После получасового спора, кузнец Ролан всё же соглашается взять меня в ученики, но не за просто так. В качестве платы за обучение приходится отдать нож, сапоги и ремень. Босой и в штанах, подпоясанных верёвкой, я становлюсь похож на нищего бродягу, из-за чего стражники пытаются выкинуть меня из города. С трудом сумев от них удрать, стараюсь без необходимости лишний раз из кузницы не высовываться. Живу и ем там же. Прибираюсь в кузнице, таскаю тяжести, потихоньку осваиваю ремесло кузнеца, ловлю уже такие привычные пинки и подзатыльники и от Ролана.

И вот проходит больше года, и своими теперь уже не такими хилыми ручонками я ловко орудую кузнечный молотом. Пинков и подзатыльников больше не прилетает, зато похвалы в свой адрес слышу всё чаще и чаще. Всё ещё оставаясь учеником, получаю за свою работу по 2–3 монеты. Всё остальное забирает Ролан. На жизнь вполне хватает. Даже умудряюсь что-то откладывать на «чёрный день». Когда не надо платить за проживание, не так уж это и сложно. У заглядывающих в кузницу наёмников пытаюсь ненавязчиво узнать что-нибудь о судьбе Локка и остальных ребят, но все они как будто сквозь землю провалились. С того момента, как «Дикие псы» отправились в Шезарский лес, никто их больше не видел. Не знаю, что там с ним случилось, но точно ничего хорошего.

А ещё в моей жизни появилась Лара — симпатичная подавальщица из таверны. Худенькая, смуглая девчушка где-то на год старше меня. С парнями общаться намного проще, чем с девчонками. Они, если чего-то хотят, говорят об этом открыто, без всяких дурацких намёков. Лара же строила мне глазки и частенько ошивалась рядом с кузницей, чем сильно меня раздражала. Решив, что она ждёт подходящего момента, чтобы что-нибудь стянуть, ловлю девчонку, и обещаю сдать страже или собственноручно как следует отлупить, если ещё хоть раз увижу рядом с кузницей. Лара сильно обижается, и убегает. Ролан открывает мне глаза, объяснив, что ничего смугляночка красть не собиралась — просто я ей понравился. После услышанного становится жутко стыдно. Хочется извиниться перед Ларой, но наговорил я ей много чего обидного. Так что одних слов тут явно будет недостаточно. Лучше подкрепить их каким-нибудь подарком. Пользуясь своими знаниями, изготавливаю для Лары симпатичную брошку с буквой «Л» в центре, и иду в таверну. Принявшая подарок девчонка меня прощает, хотя и называет при этом чёрствым дураком.

И вот мы уже вместе гуляем по городу, болтая обо всякой ерунде. Во время одной из таких прогулок Лара вдруг прижимает меня к стене и впивается в мои губы. Настолько это оказывается неожиданно, что впадаю в ступор. Язык Лары проникает в мой рот, а я стою как истукан, не зная, что делать, хотя и провёл детство в борделе, где и не такого повидал. Но видеть — это одно, а испытывать на своей шкуре — совсем другое. Так и не дождавшись ответной реакции, смугляночка отстраняется.

— Какой-то ты деревянный, — жалуется она.