— Не двигайтесь, — раздался синтезированный голос.

От звука выстрела остальные шары — а их были сотни — метнулись в темноту, исчезая в вентиляции и канализационном стоке.

Миса тяжело дышала, ее сердце гулко билось в груди.

— Что… что это было?! — проговорила она.

Джек медленно опустил пистолет.

— Шушундрики. Опасные плотоядные твари. Пробрались сюда через канализацию — на запах крови.

Шагрив прищурился и едва слышно зарычал.

— И тебя прислали за ними?

— Да, — Джек кивнул. — Они пожирают все на своем пути. Включая живых.

Миса посмотрела на мертвого шушундрика.

Его пушистая шкурка теперь казалась отвратительной.

— Значит… нам нельзя оставаться в этом подвале.

Джек повернулся к ним.

— Теперь — нет. И если мы не уйдем отсюда быстро, следующим блюдом в меню будете вы.

Где-то в темноте снова зашуршало.

Шушундрики возвращались.

Камера сфокусировалась на дымящихся руинах. В кадре появился Глуб-Морк — розовый осьминог в помятом костюме, его щупальца нервно шевелились, а подбородочный мешок раздувался от возбуждения.

— Дорогие мои каракатицы! — голос репортера дрожал, как парус на штормовом ветру. — Мы только что стали свидетелями БЕСПРЕЦЕДЕНТНОГО сражения!

За его спиной — разрушенная площадь. Рино лежал на боку, его броня была пробита в десятках мест, двигатель дымился, а голова валялась отдельно — на расстоянии в сотню метров.

— Стальной волк, Цверг модели «Гарм», только что расправился с двумя шагоходами террористов! Арахнид бежал, словно испуганный краб, Гарм бросился в погоню, а этот бронированный носорог… — он ткнул щупальцем в дымящиеся обломки, — теперь не более чем груда металлолома!

Глуб-Морк приложил щупальце к голове, глаза осьминога расширились.

— Что?.. Что?! — его мешок под челюстью надулся. — Дорогие мои зрители, мне только что сообщили, что президентская резиденция ЗАХВАЧЕНА ТЕРРОРИСТАМИ!!! И они хотят что-то нам сообщить! Давайте же послушаем этих мерзавцев!

Камера резко переключилась.

Зал заседаний. Ледоруб стоял перед камерами, его массивную фигуру заливал хорошо поставленный свет. За ним — бледный, дрожащий Жерар Крикет, его дорогой костюм помялся, а взгляд бегал, как у загнанного зверя.

— Приветствую жителей славного Ходдимира. Город теперь мой, — голос Ледоруба прозвучал грозовым раскатом. — Но мирным жителям бояться нечего, — это он произнес с гадской улыбкой.

Он сделал паузу, выпуская клуб сизого дыма изо рта.

— Если, конечно, полиция не решит проявить… героизм. Тогда я не могу гарантировать безопасность президента, правительства и всего города.

Камера показала главный нефтеперерабатывающий завод Ходдимира. По периметру — вооруженные люди, точнее — киборги.

— Мы захватили этот объект, — Ледоруб понизил голос. — Я требую безоговорочной капитуляции всех силовых структур в городе. Если через час мои условия не будут выполнены…

Он щелкнул пальцами.

На экране появилось моделирование взрыва. Огненный шар поглотил завод, промзону и начал распространяться по жилым секторам. Половину делового квартала накрыл огненным шквал, дальше пошли разрушения от взрывной волны.

— Теперь я хочу предоставить слово действующему президенту, — сказал Ледоруб и толкнул Крикета вперед. Тот запнулся и прерывисто начал говорить:

— В-всем полицейским… оставить позиции… сдаться на милость… э-э-э… — он посмотрел на мафиози, тот сунул ему бумажку. — На милость нового хозяина города. Повторяю: всем силам правопорядка — оставить позиции, сложить оружие и сдаться.

Ледоруб довольно хмыкнул и выключил трансляцию.

Экран снова показал Глуб-Морка. Его щупальца дрожали от избытка чувств.

— Дорогие зрители… Похоже, сегодня мы стали свидетелями не просто боя… а начала нового порядка, который затронет всех нас…

Камера медленно отъехала, показывая зарево над городом.

Ходдимир горел.

— Оставайтесь с нами! Телеканал «Ужас, что произошло!» продолжает следить за ситуацией!

Шур-шур-шур…

Темнота подвала содрогалась от шорохов.

— Они возвращаются… — прошептала Миса, прижимаясь к брату.

Шагрив стиснул зубы, чувствуя, как грудная клетка пульсирует от боли — ребра еще не успели срастись. Он поднял нож, который вернула ему сестра, но рука дрожала.