Шрифт:
На одной из полок стояла большая глиняная чашка, та самая, которую Елизавета Фёдоровна лепила в прошлый раз. Чашка уже была покрыта блестящей глазурью. Девушка обожгла ее в печи. Елизавета Федоровна не стала раскрашивать чашку, и это мне понравилось. Обожженная глина сама по себе выглядела очень приятно. Чашку так и хотелось взять в руки.
Не удержавшись, я щелкнул ногтем по краю чашки, и она ответила тонким чистым звоном.
Оглядевшись, я заметил, что на длинном столе, который стоял возле стены, порядком прибавилось фигурок. Видно, Елизавета Федоровна занималась лепкой каждый день.
Подойдя ближе, я с интересом склонился над фигурками.
Ага, вот и мальчишка, который швырял в нас камнями. На его лице я разглядел плутовато-восторженное выражение.
А вот и мой жеребец Мальчик. Точно таким я видел его на ипподроме, когда он легко летел по скаковому кругу, не касаясь копытами земли. Рядом с мальчиком я заметил загадочную фигуру туннелонца в длинном черном плаще с капюшоном. Елизавета Фёдоровна никогда не видела туннелонцев, но я много рассказывал ей об этом удивительном народе.
Ещё бы, ведь туннелонцы потратили несколько веков на то, чтобы найти Огненного Скакуна. Сейчас они всё ещё трудились в подвале алхимической мастерской на Правом берегу, отдыхая и набираясь сил перед дальнейшими странствиями.
Над столом висела длинная полка, задернутая простой холщовой занавеской. Других занавесок в мастерской не было, как не было и шкафов. Разумеется, мне сразу же стало любопытно. Осторожно приподняв занавеску, я заглянул туда и застыл от удивления.
На этой полке тоже стояли глиняные фигурки, но они совсем не были похожи на другие работы Елизаветы Федоровны. Куда больше эти фигурки напомнили мне маски в мастерской скульптора Померанцева. Фигурки застыли в характерных позах, выражающих ужас, боль, отчаяние и бессилие.
Они были не очень похожи на живых людей, и тем не менее я узнал их все до единой.
Вот Юрий Горчаков.
Именно таким отчаявшимся я запомнил его в тот день, когда арестовал в мастерской артефактора Гораздова.
Вот купец Сойкин.
Он торговал запрещенными зельями и угодил в камеры Тайной службы.
Рядом с ним стояла фигурка потомка опальных князей Гостомысловых. Этот князь тайком и без разрешения вернулся в столицу и служил артистом в Старом Театре.
Вот погибший на Шепчущем мосту граф Мясоедов. Он надменно вскинул голову, как будто и сейчас не верил в свою гибель.
А вот фигурка управляющего князей Сосновских. В отличие от других эта фигурка не стояла, а лежала на спине, раскинув руки. Я живо вспомнил управляющего Карла Гроссмана, который стрелял меня в Сосновском лесу, а через минуту и сам погиб.
Но больше всего меня поразила фигурка Юрия Андреевича Стригалова. Темный маг сидел за своим письменным столом. На его лице навеки застыло ироничное выражение, а запястья рук охватывали крошечные кандалы.
Фигурки выглядели совершенно живыми, а еще от них явственно тянуло той же холодной магией, что и от гипсовых масок, которые делал Померанцев.
Мой магический дар шевельнулся в груди, и я недоуменно нахмурился. Две истории, которые до сих пор шли параллельно, внезапно пересеклись.
В этих фигурках и в гипсовых масках на стене мастерской Померанцева я увидел что-то общее. Они явно были связаны друг с другом.
Покачав головой, я не стал задергивать холщовую занавеску. Наоборот, сдвинул ее так, чтобы на фигурки из окна падал свет закатного солнца. А затем послал зов Елизавете Федоровне:
— Александр Васильевич, где вы? — сразу же откликнулась девушка. — Я жду вас возле библиотеки.
— В этот раз магия сработала не совсем так, как предполагалось, — сказал я. — Она забросила меня в вашу мастерскую. Вы можете прийти сюда?
— Конечно, — радостно ответила девушка.
Меньше чем через минуту она появилась на пороге мастерской.
Сразу же заметив отдернутую занавеску, Елизавета Федоровна густо покраснела.
— Простите, что я вошёл сюда без вашего разрешения, — сказал я. — Поверьте, это вышло случайно. И также случайно я обнаружил вашу тайну.
Я кивком указал на уродливые фигурки.
Елизавета Федоровна опустила глаза.
— Да, я не хотела, чтобы вы об этом знали, — еле слышно сказала она. — Я надеялась, что это пройдет, но оно все не проходит и не проходит.
— Так расскажите сейчас, — предложил я. — Если уж я все равно все знаю, то, может быть, у меня получится вам помочь хотя бы советом.
— Я расскажу, — не поднимая глаз, кивнула Елизавета Федоровна. — Дело в том, Александр Васильевич, что иногда мне становится очень тоскливо. Сердце начинает болеть, а еще меня одолевают сомнения. В такие минуты, я думаю, что никогда не смогу справиться со своим магическим даром.