В половине двенадцатого я решил лично отправиться на биржу. Нужно увидеть историю собственными глазами.

— О’Мэлли, едем на Уолл-стрит. Хочу посмотреть на крах изнутри.

— Босс, там может быть опасно. Толпы, паника…

— Именно поэтому нужно ехать. История не прощает пропущенных моментов.

Мы выехали к бирже на запасном автомобиле, скромном Ford Model A вместо заметного Паккарда. По дороге я наблюдал за изменением атмосферы города.

У газетных киосков собирались толпы, люди жадно читали экстренные выпуски с заголовками о «биржевой панике». Возле банков начинали формироваться очереди, первые признаки набегов вкладчиков.

У здания биржи на Уолл-стрит, 11 собралась огромная толпа. Сотни людей, брокеры, клерки, частные инвесторы, просто любопытные, окружили массивное здание из белого мрамора с коринфскими колоннами.

Полиция пыталась поддерживать порядок, но атмосфера накалялась с каждой минутой. Кто-то плакал, кто-то кричал, требуя объяснений. Пожилой мужчина в потертом пальто размахивал сертификатом акций, выкрикивая: «Мои сбережения! Все пропало! Двадцать лет экономил!»

Молодая женщина в элегантном костюме рыдала, прижимая к груди кожаную сумочку: «Приданое дочери! Верните мне приданое дочери!»

Мы с О’Мэлли протолкались к служебному входу. Мой пропуск старшего брокера открыл дверь в торговый зал, сердце американской финансовой системы.

То, что я увидел внутри, превзошло самые мрачные ожидания.

Торговый зал Нью-Йоркской фондовой биржи представлял собой картину абсолютного хаоса. Высокие потолки с лепниной, мраморные колонны и величественные окна, обычно создававшие атмосферу солидности, теперь казались декорациями к спектаклю о конце света.

Сотни брокеров носились между торговыми постами, размахивая бумагами и выкрикивая ордера. Их голоса сливались в единый рев, напоминающий шум разбушевавшегося океана. Мальчики-посыльные бегали как угорелые, разнося телеграммы и записки между брокерами.

У каждого торгового поста собирались толпы. Брокеры практически дрались за право выполнить ордера на продажу. Я видел, как один из них, седой мужчина с аристократическими манерами, плакал прямо на рабочем месте, получив очередной маржин-колл.

— Продаю Steel! Десять тысяч акций! Любая цена! — кричал молодой брокер, его белоснежная рубашка промокла от пота.

— У меня двести тысяч General Motors! Кто покупает? — вопил другой, размахивая пачкой сертификатов.

— Радио! Кто покупает Радио? Семьдесят, шестьдесят, пятьдесят долларов! — третий брокер практически умолял найти покупателей.

Я подошел к большой доске, где мелом записывались котировки. Цифры менялись каждые несколько секунд, и все они показывали падение:

U. S. STEEL: 184… 178… 169… 158…

GENERAL ELECTRIC: 189… 175… 162… 148…

RADIO CORP: 65… 58… 51… 44…

Клерк у доски, молодой парень лет двадцати, едва успевал стирать старые цифры и писать новые. Его руки тряслись от напряжения, мел ломался в пальцах.

— Сэр! — он обернулся ко мне. — Вы не знаете, когда это закончится? Я здесь уже четыре часа, и все только хуже!

— Закончится к вечеру, — ответил я. — Но будет еще хуже.

В центре зала возвышалась кафедра председателя биржи. Ричард Уитни, вице-президент биржи, стоял там с мегафоном, пытаясь координировать торги. Его лицо было красным от напряжения, голос охрип.

— Джентльмены! — кричал он. — Прошу соблюдать порядок! Биржа продолжает работать!

Но его слова тонули в общем хаосе. Брокеры больше не слушали официальных лиц, каждый пытался спасти себя и своих клиентов.

Я заметил Джимми Коннорса у поста Radio Corporation. Он увидел меня и протолкался сквозь толпу.

— Билл! — он схватил меня за рукав. — Это безумие! За три часа продано уже восемь миллионов акций! Это больше, чем за любой целый день в истории!

— А объемы еще растут, — ответил я, наблюдая за толпой брокеров. — Ждите к полудню настоящую лавину.

— Стабилизационный пул банков работает, но их покупки как капля в океане! На каждую акцию, которую они покупают, рынок выбрасывает десять новых!

Ровно в полдень произошло то, чего я ждал. Операция «Железный дождь» началась.

Goldman Sachs Trading Corporation одновременно выбросила на рынок гигантские пакеты акций на общую сумму пятнадцать миллионов долларов. Lehman Brothers последовал примеру с пакетом на десять миллионов. Kidder Peabody, Kuhn Loeb, все крупнейшие инвестиционные дома действовали синхронно.

Эффект превзошел даже мои ожидания.

Тикеры по всему залу заработали с бешеной скоростью. Звук напоминал пулемет, частый, безжалостный, непрерывный. Бумажные ленты с котировками сыпались на пол, образуя белые сугробы.

RCA — 44… 39… 33… 26…

GE — 148… 134… 118… 101…

STEEL — 158… 140… 124… 105…

Доу-Джонс падал со скоростью пункт в минуту. За двадцать минут индекс потерял двадцать пунктов — падение, которое обычно растягивалось на месяцы.

Брокеры в зале потеряли всякое самообладание. Некоторые рыдали открыто. Другие кричали в телефоны, умоляя клиентов предоставить дополнительное обеспечение. Третьи просто стояли в оцепенении, глядя на рушащиеся цифры.