Вдоль позвоночника пробегает волна холода, и я зябко ежусь. Только сейчас до меня доходит, что я до сих пор в неудобном коротком платье и на каблуках, а в руках у меня сумочка Шерил.

Точно.

– Видишь? Пусти, я отдам Шер ее вещи, – говорю я тише.

Трачу последние крохи терпения, прекрасно понимая, что больше не выдержу. Слишком много дряни произошло за последние несколько дней: неудачное ограбление, сделка со Змеем, еще и предательство Терри. И если со всем остальным можно было запросто смириться – я сама виновата, в конце концов, – то поступок друга меня буквально подкосил. И распыляться на Саманту, которая все равно рано или поздно уступит, совсем не хочется.

– Слушай, Алекс…

– Нет, это ты меня послушай! – срываюсь я на крик вопреки собственным ожиданиям. Внутри словно прорвало плотину, и слова слетают с языка неудержимым потоком: – Мне насрать, что творится у тебя в голове. Я чуть не попалась в руки злоебучему Бакстеру, за мной таскались по пятам Отбросы, мне пришлось заключить сделку с, мать его, Змеем, а потом я еще и выяснила, что Терри – блядская задница! И мне некогда выслушивать душные бредни. Пичкай ими кого хочешь, а меня оставь в покое. Давай, двигай отсюда, иначе я за себя не отвечаю. И мне плевать, что скажет на это Гарольд – завтра я из Овертауна сваливаю. Так что не утруждай себя.

И правда, что толку соблюдать правила? Уже завтра я навсегда стану частью совсем другой группировки, а может быть, не частью, а так – комнатной собачкой Змея. Кто знает, что у него на уме и чего он на самом деле хочет от меня и моей метки. Ни в жизнь не поверю, что среди его людей недостаточно меченых или что в моей есть что-то особенное.

Кроме того, что у него на запястье точно такая же. Да и хрен бы с ней.

– Алекс, – произносит Саманта куда мягче, отступив в сторону.

Но прислушиваться к ней я не намерена. Вихрем проношусь в глубь дома: вокруг мелькают одинаковые белые двери, справа виднеется скромная кухня с одним окном. Комната Шер в самом конце коридора, осталось добраться туда, не расшибившись в лепешку. Ноги ноют после нескольких часов на каблуках, а о том, чтобы шагать широко в юбке и думать нечего. В этой одежде я чувствую себя как в клетке.

Да что там в одежде, я и в этом доме чувствую себя не лучше. И в районе. И даже в городе. Наверное, нужно начать привыкать к этому ощущению.

– Боже, да на тебе лица нет, – говорит Шер вместо приветствия, едва открыв передо мной дверь. – Проходи давай.

Несмотря на то что комнатушка маленькая, здесь всегда уютно. Единственное окно закрыто светлыми жалюзи, а на прикроватной тумбе красуется симпатичная кружевная салфетка – Шер всего-то двадцать три, а она уже превращается в типичную бабушку, которая по выходным вяжет салфетки, а зимой – уродливые рождественские свитера. При мысли об этом я невольно улыбаюсь.

Подумать только, хоть какой-то повод для веселья этой ночью.

– Может, тебе налить чего-нибудь? – спрашивает Шерил с сомнением, а я без сил плюхаюсь на незастеленную кровать. Еще теплая. Наверное, подруга тоже пыталась заснуть, но так и не смогла.

– Нет уж, достаточно с меня сегодня выпивки. Хотя если у тебя где-нибудь завалялся яд, может, я бы и выпила. Все лучше, чем вывозить это дерьмо.

И предохранитель внутри наконец сгорает. Вспыхивает и мгновенно тухнет, лишая меня остатков сил и всякого желания и дальше плыть против течения. Мне всего двадцать, а я уже подписала себе смертный приговор – влилась в одну из самых жутких группировок города, которую некоторые и называть-то боятся, перешла дорогу боссу Либерти-Сити и подставила босса Овертауна. Кто мог бы облажаться сильнее? Разве что Терри, решивший играть сразу на несколько сторон.

Блядский, мать его, Терри! Я с силой луплю кулаками по кровати, словно во всех моих бедах виноват матрас, и заливаю слезами подушки. Плевать на размазанную по лицу косметику, растрепанные волосы и вид хуже, чем у воробья посреди Нью-Йорка. Выпендриваться все равно не перед кем. Незачем держаться молодцом и делать вид, будто я сильная и могу все. Пора признаться самой себе: нихрена я не могу.

Только проблемы создавать.

– Поделишься? – звучит рядом озабоченный голос Шер. Кровать прогибается под ее весом, но меня подруга не трогает – знает, что дело это неблагодарное. Чего доброго, я еще какого-нибудь дерьма натворю на нервной почве. – Со Змеем все так плохо вышло? Он ведь…

– Да Змей – душка на фоне ебаного Терри, – кричу я в подушку, хоть и догадываюсь, что меня прекрасно слышно не только в комнатушке Шер, но и во всем доме. – Этот урод сдал меня с потрохами и сделал это давно. И спектакль с билетами устроил, и…

Рассказ выходит сбивчивым, слова то и дело путаются, с губ слетает все больше ругательств, но держаться уже нет сил. Хочется выплеснуть наружу всю злость, что скопилась внутри, всю горечь: на несправедливость, на собственные ошибки, на предательство, в конце концов. И Шерил, в отличие от остальных, все поймет.

Кто, если не она? Подруга видела, как я собиралась в «Сады»: у меня дрожали руки, подкашивались ноги, а зубы отбивали чечетку каждый раз, когда я представляла, как мы с Терри будем добираться до клуба. Теперь-то понятно, что нас не поймали бы по дороге никакие Отбросы – если он обо всем договорился заранее, то нас наверняка прикрывали люди Змея. Не зря же он говорил, что своего никогда не упускает. И сто процентов не позволяет портить товар, пока сам с ним не разберется.

Товар. Во рту чувствуется неприятный привкус горечи.