Но Анжелику это вовсе не смущает. Развернувшись, она шагает дальше по коридору и вскоре скрывается за поворотом. Торговцы откровенно посмеиваются и над ней, и над мрачным, как туча, Ксандером. Короткие темные волосы растрепались, карие глаза блестят от злости, а воротник куртки съехал, обнажив метку на шее.

В таком виде он и врывается обратно в мой кабинет, но я и не думаю шевелиться. Не встаю, даже не смотрю в его сторону, лишь лениво закидываю ноги на стеклянный стол и по привычке тянусь за сигаретами. А ведь обещал когда-нибудь бросить, а все туда же – дымлю по пять-шесть сигарет за вечер, словно где-то у меня припрятаны запасные легкие.

Как говорится, преступники и так долго не живут, к чему лишать себя сиюминутных удовольствий. Сигарет, хорошей выпивки или отличных девушек. В голову вновь приходит образ напуганной, заплаканной и нервной Алекс. Такой неловкой на высоких каблуках, но все-таки способной держаться ровно и гордо вздергивать подбородок.

Черт, только этого сейчас не хватало. Три года держался, все было в порядке.

– Если ты не поставишь ее на место, это сделаю я, ты понял, Грег? – заявляет Ксандер с порога и беспардонно плюхается в соседнее кресло. Хватает со стола пачку сигарет и прикуривает, не потрудившись даже поблагодарить. Впрочем, вежливость и Ксандер – вещи диаметрально противоположные. – Энджи у меня уже в печенках сидит. Мало того, что на организацию ее дурацких вечеринок уходит куча денег, так она еще и шоу каждый раз устраивает.

Ты видел этих ребят у кабинета? Они аудиенции ждут, а к ним выходит эта идиотка и пьяным голосом болтает, как ее никогда не обидит милашка Грег. Тьфу, ну и дерьмо. Когда ты уже приведешь сюда свою маленькую подружку? Ей уже двадцать, за эти полчаса ты наверняка затянул петлю у нее на шее, так что от Энджи можешь и избавиться. После я как-нибудь сам с ней разберусь.

Если и существует в городе человек, который знает, отчего я так отчаянно вцепился в Алекс Нотт, хотя мог бы закрыть глаза на ее проблемы, то это Ксандер Кейн. Три года назад, когда мы с Алекс столкнулись в Либерти-Сити, когда она чуть не задохнулась и не сгорела в полыхающем доме родителей, верный информатор Змея – и единственный друг Грегора – был рядом.

Это Кейн держал Моралеса в стороне. Это Кейн слушал, как я последними словами крыл себя, Моралеса и поганый Либерти-Сити, когда моя метка отпечаталась на руке куколки. Это Кейн закатывал глаза, когда я снова и снова следил за ней или отправлял ребят вытаскивать ее из идиотских передряг, в которые она то и дело влипала.

Только это не дает ему никакого права лезть в мою жизнь. Да, у Анжелики целый ворох недостатков, но пока она закрывает рот, когда ее просят, и не пытается наседать на уши гостям – пусть болтается поблизости. Кто я такой, в конце концов, чтобы всерьез задумываться об Алекс?

Торговец душами. Игрок. Змей-искуситель, как болтают в Овертауне. И куколка свою душу уже заложила.

– Алекс приедет снова через пару дней. Только она давно уже не маленькая. Да и подружка из нее так себе, знаешь ли.

– Да брось, Грегор, мне-то можешь не заливать. Ты себя со стороны-то видел, когда с ней здесь сидел? – смеется Кейн и выпускает изо рта облако дыма. – Я думал, ты Энджи шею свернешь, когда пришел за ней. А потом у меня самого чуть челюсть не отвисла, когда ты снова на мелочь посмотрел. Еще немного, и дал бы фору Ромео.

Не думал, что такие в твоем вкусе: чуть больше пяти футов, синее нечто на голове и дешевое платье. Рядом с фигуристыми дурочками вроде Энджи она просто белая ворона.

Я недовольно фыркаю, но не говорю ни слова. Спорить с другом себе дороже, пусть думает что хочет. Я просто не могу взять и отпустить куколку, когда наконец-то загнал ее в ловушку. Она носит на себе мою метку и собственными глазами видела серебристый цвет моей души.

До чего иронично, что Анжелика раз за разом пишет картины на эту тему. «Зеленый цвет моей души», надо же. Но я подозреваю, что моя душа тоже в чем-то напоминает болотную трясину, и я давно в ней увяз. Вместе с десятками людей, что лишились из-за меня жилья, денег или даже жизни.

– А жизнь ей подпортить, стало быть, ты решил ради собственной безопасности, – продолжает Кейн как ни в чем не бывало, стряхивая пепел в наполовину заполненную пепельницу на столе. – Видел я, как она в слезах бросилась на первый этаж к своему дружку. Он ее продал, а? Пацан тот еще урод, конечно, но сделал он кое-что другое: он ее подставил. Мог бы ей и рассказать.

– Многовато ты сегодня болтаешь, Кейн, – угрожающе бросаю я. – Не помню, чтобы разрешал тебе лезть в мои дела.

– Я с тобой и не как информатор разговариваю, Грегор. Не слышишь, что ли? Ни разу за последние пять минут я не назвал тебя боссом. Так что в задницу себе засунь угрозы. Хочешь – стреляй или размахивай руками, как ты обычно делаешь, когда тела сжигаешь.

Тогда я хотя бы умру счастливым: Энджи на место поставил, так еще и увидел, как сам Змей извивается в попытках показать, что ему безразлична беспризорная девица из трущоб. По доброте душевной ты ей карты дружка раскрыл, что ли? Сам же ему приглашения эти впихнул. И год платил за молчание, чтобы он, не дай бог, не сболтнул подружке, что ты сидишь у нее на хвосте.

С губ срывается усталый вздох. Так было всегда, сколько я себя помню. Мы с Кейном познакомились лет двадцать назад, когда обоим было не больше десяти, и с тех пор наши пути ни разу не разошлись. Сначала сколотили мелкую банду в школе, потом – на улицах Либерти-Сити, а потом на моей коже проступила ярко-черная метка, и я открыл в себе талант не просто влиять на людей, а натурально заставлять их делать то, что нужно мне.