– Я – вор-рона. Но даже вор-ронам приходится таиться. Люди помнят, что вещуньи пр-режде Кощею служили. Увидят – могут и камнями забить.

Май поморщился, будто вспомнил что-то неприятное. Наверное, ему уже доставалось от чересчур бдительных стражников.

– Зато коловерши никому не служили, – пытался бодриться Пушок. – Я тихонько прошмыгну. Никто и не заметит.

– Что ж, тогда удачи тебе, Р-рыжик! – Май протянул ему руку, и Пушок со всей важностью её пожал. – Если что, имей в виду: в Нави ты всегда желанный гость. Понадобится помощь – обр-ращайся.

Коловерша не сдержал печального вздоха, когда Май свернул салфетку-самобранку. Тот истолковал это на свой лад и пояснил:

– Лагерь надо пер-ренести. Вдр-руг тебя схватят, и ты меня выдашь?

– Не выдам! – обиделся Пушок. – Как ты вообще мог такое подумать?!

Но Май лишь покачал головой:

– Я же не говор-рю, что ты сделаешь это нар-рочно. У дивьих есть свои способы р-разговор-рить пленных. Так что лучше не попадайся Р-ратибор-ровым пр-рихвостням. И вот ещё что: по поводу твоей ведьмы и её сер-рдечных дел. Я не знаю навер-рняка, но, возможно, Яр-ромир-р не слишком ей вер-рен.

– С чего ты взял?! – вскинулся Пушок. – Я доверяю Яромиру!

– Довер-ряй, но пр-роверяй. Иначе зачем бы ему пр-росить Лиса вер-рнуть его пр-режнюю невесту Огнеславу? Её р-разморозило вместе со всеми, но отпр-равляться в Дивь она не собир-ралась. Ведь там её должны были судить за пр-реступления. Спер-рва всем было не до неё, а потом Яромир-р вдруг потр-ребовал выдачи.

– Так, может, для суда?

– Может быть. Но, насколько мне известно, сейчас она не в тюр-рьме, а спокойно занимается своими делами в Звёзднокамне. Вер-рнулась к целительству. Что это, как не пр-ротекция воеводы?

На этой невесёлой ноте они попрощались, и Пушок с тяжёлым сердцем полетел обратно к столице.

Светелград больше не казался ему похожим на торт. Разве что на испорченный. Такой попробуешь – потом будешь несколько дней животом маяться.

Теперь, при свете дня, жизнь в городе шла своим чередом. Вот только, если присмотреться, люди выглядели уставшими и измученными. У многих под глазами залегли тёмные круги, будто они не спали несколько ночей кряду. Даже на рыночной площади было подозрительно тихо. Зазывалы молчали, торговцы и покупатели старались говорить почти шёпотом. Все оглядывались по сторонам и как по команде замолкали, когда мимо проходили царские дружинники в ярких алых кафтанах.

А ещё Пушок заметил, что над городом не летают птицы. Наверное, потому, что на стенах дежурили лучники, готовые в любой момент выстрелить в неосторожную ворону или, скажем, в коловершу.

– Гринписа на них нет! – выругался Пушок сквозь зубы, в очередной раз притаившись под стрехой, когда лучник глянул в его сторону. Уф, вроде не заметили.

До внутреннего двора, где рос старый вяз, оставалось всего ничего.

– Если бы коловерши потели, с меня бы уже семь потов сошло, – пожаловался он медному флюгеру в виде петушка, и тот скрипнул, соглашаясь.

Может, стоило всё-таки рвануть к Лысой горе? Бывало, он и раньше пропадал на несколько дней, когда дикие коловерши играли по весне свадьбы. Сейчас, правда, в Дивнозёрье не весна, а конец лета, но Тайка вполне пережила бы его недолгое отсутствие. Может, даже не успела бы сильно разволноваться.

Пушок продолжил изливать душу флюгеру:

– И как я ей все расскажу? Тут ведь ужас что творится. Тая с ума сойдёт. Нет, не буду я ей ничего говорить, пока не узнаю, что там с Яромиром и остальными. А про Дорогу Снов что-нибудь придумаю. Скажу, что это от Мары Моревны информация. Мог же я её в лесу встретить? Мог! А после уже принесу весточку от жениха… – Петушок ничего не ответил, и коловерша пристыдил его: – Молчишь? Эх ты! Вредный царь приказал, вы все рты и позакрывали.

Он перепорхнул на крышу нижнего терема. Теперь до вяза было рукой подать. Вот только двор со всех сторон оказался как на ладони и не только хорошо просматривался, но и простреливался.

– Божечки-кошечки, помогите!

Зажмурившись, Пушок сорвался с крыши. Уже в полёте открыл глаза: нужно же смотреть, куда летишь.

Кто-то крикнул, но из-за ветра коловерша не разобрал слов, лишь прибавил ходу. И не зря.

– Пли! – в воздух взвилась туча стрел.

Ладно, может быть, не туча, а штук шесть. Но Пушку хватило. Он в испуге заметался, крикнул: «Живодёры!» – и камнем рухнул в кусты. А там уже где-то бочком, где-то мелкими перебежками, где-то и вовсе кувырком выбрался к корням старого вяза, зацепился коготками и пополз вверх по коре.

Лучники не дремали. Стрела вонзилась в дерево совсем рядом с его ухом. Душа ушла в пятки, но Пушок продолжил карабкаться, бормоча:

– Разморозили гада на свою голову! Такой был Дивий край: красивый, гостеприимный. Пироги для гостей пекли, киселю наливали. Нет, надо было всё испоганить.

В спину ему доносилось:

– Уходит, сволочь!

– Да что ж вы, уроды криворукие, в одного пришибленного коловершу попасть не можете!

– Дык он небось засланный-заговорённый. Не гневись, дядько Мрак.