Он начал появляться с Ольгой «в свете», на приемах и фуршетах, показал ее в Москве известным отечественным кутюрье и потерял голову окончательно, ибо Ольга была не просто девушкой строгих правил, но и вполне понимала, чего от нее хотят и чего она может достичь. Лисицин сделал ей предложение стать его женой (уже третьей по счету) в день рождения Ольги: двадцать первого августа ей исполнялось восемнадцать лет. Ольга не сказала ни да, ни нет, обещав подумать над предложением, хотя для себя уже решила, что Лисицин ей не пара и надо думать о более подходящем альянсе. Пора было переезжать в Москву, где работали такие мастера, как Юдашкин, Зайцев и Марина Вэй.

Ольга никогда не отличалась наблюдательностью, однако все же заметила необычное внимание к своей особе со стороны странной троицы: двух мужчин средних лет и старухи с лицом властным и строгим, хранящим остатки былой красоты. Мужчины даже в летнюю жару не снимали темные костюмы и плотные рубашки, а старуха носила какое-то старинное фиолетовое платье с оборками, черный ажурный жакет и потерявший цвет темный платок.

Впервые они появились в смотровом зале салона, вечером двадцать третьего августа, и Ольга сразу отметила необычность поведения гостей, явно не желавших, чтобы их замечали. Это впечатление оказалось верным. Трое, ведомые старухой, буквально терялись на фоне стен, словно были призраками, но самым интересным было то, что охрана салона их действительно не видела. Будто их на белом свете не существовало вовсе.

Между тем Ольга не раз ловила взгляды старухи, заставлявшие ее чувствовать стеснение и неприятный холодок в груди, а когда поделилась своими впечатлениями с подругой, гости исчезли… чтобы появиться еще раз и еще, пока Ольга не занервничала всерьез, вдруг сообразив, что неведомые ценители моды приходят смотреть именно на нее. Она уже собралась рассказать о неприятных посетителях Лисицину, когда упомянутые три мрачных личности заявились в костюмерную, где к этому времени оставалось всего двое девушек — сама Ольга и ее напарница Светлана.

— Иди домой, милая, — сказала старуха, глянув на Светлану так, что та проглотила все свои возражения. — А ты останься! — Взгляд посетительницы уколол Ольгу.

— Почему это? — строптиво возмутилась она, преодолев секундное замешательство. — Мне тоже надо идти домой.

— Сначала поговорим. Сядь!

— Да кто вы такие? — Ольга почувствовала страх, хотя и попыталась его скрыть. — Что вам от меня нужно?

Старуха кивнула своим молчаливым спутникам, и те вышли следом за Светланой.

— Меня зовут Пелагея. Я жрица храма Морока. А теперь молчи и слушай, вопросы будешь задавать потом.

И Ольга услышала удивительную историю, которую вполне можно было назвать сказкой, если бы не жутковатый ее подтекст и присутствие живой жрицы древнего арктического бога Морока, слуги еще более древнего и сильного бога. Чернобога, о котором Ольга ничего не знала.

Оказывается, Морок, бог северного ветра, войны и хищников, всего того, что связано с насилием, существовал с Начала Начал Вселенной. Жил он сначала на Земле, на Арктическом материке, а когда тот частично погрузился в воду, а частично покрылся льдами, Морок нашел себе другое место обитания, в каком-то другом мире, в недоступной живым людям реальности, и лишь раз в двадцать пять лет выбирался через какую-то лазейку в земной мир, чтобы насладиться его красотами и эмоциями. Эта лазейка в нынешние времена оказалась на месте озера Ильмень.

С течением времени она постепенно «зарастала», богу все труднее становилось протискиваться через нее на Землю, и тогда он сформировал из людей касту служителей, жрецов и жриц храма Морока, которые хранили некий камень с его изображением на дне озера Ильмень, служащий маяком, указывающим место перехода, а заодно поддерживали неизменным состав касты и ритуал, необходимый для того, чтобы Морок нашел обратную дорогу в свою обитель.

Жрицами же храма могли стать только девственницы, достигшие зрелости, то есть восемнадцатилетнего возраста. Бог любил исключительно красивых и обаятельных девушек, якобы способных умерить его кровожадность и агрессивность. Зато и жрицы в ответ приобретали знания, силу и власть, недоступные другим людям.

— Собирайся, — заключила жрица Пелагея. — Хотя ничего особенного брать с собой не надо, ты все получишь после посвящения.

— Но я вовсе не собираюсь становиться какой-то там… жрицей, — воскликнула девушка. — Меня это совсем не привлекает!

— Ты не понимаешь…

— И не хочу понимать! Уходите, я с вами никуда не пойду. И вообще все это сказки… про вашего Морока… — Ольга фыркнула. — Нашли имячко…

Глаза старухи вспыхнули угрозой, и у девушки перехватило дыхание.

— Или ты пойдешь с нами добровольно или…

— Или что?

Портрет какого-то бородатого мужчины на стене костюмерной вдруг подмигнул Ольге, а по стене пробежала странная дрожь, будто она стала оживать.

— Я не могу тебя заставить, красавица, — усмехнулась старуха, заметив страх в глазах девушки, — ты должна сделать выбор сама. Но одно обещаю твердо: будешь иметь все, что захочешь, а самое главное — сколько[7] захочешь. Как думаешь, долго ли я живу на свете?

— Не знаю… — прошептала Ольга, потихоньку отступая к шкафу. — И знать не желаю. Уходите, прошу вас.