Его приволокли минут через пять жандармы Колокольцева, шедшие по срочному вызову. Даже кляп в рот не заткнули. Просто слегка побили руками и ногами, показав, что с ним будет в случае сопротивления. Но без членовредительства. Общие ограничения здесь четкие — не калечить, лицо не трогать и, естественно, не убивать. Если не поступило особенного приказа.

Приказа такого не было и Стюарта живого, и даже почти целого и живого приволокли обратно.

— Что же вы, голубчик, — укоризненно сказал следователь, — у нас посторонним лицам без сопровождения в коридорах никак нельзя-с. Вам еще повезло, живым оставили. Побили малость, так это ладно. Могли бы совсем пырнуть острым ножичком в живот и пожалуйте бриться!

Он посмотрел на искаженное болью лицо англичанина и сказал вошедшему секретарю:

— Дайте ему кружку кипятка.

Пока Стюарт приходил в себя и молча возмущенно кричал (!), Константин Николаевич перекликался взглядами с ребятами Колокольцева и непосредственно с ним самим. Как, оказывается, можно много передать информации глазами!

— Я буду жаловаться… — наконец сказал слегка оживший дипломат и сам замолчал. Кому он собирается жаловаться? На зятя российского императора? По слухам тот его так любит, что даже готов отодвинуть цесаревича. Господу Богу? Пожалуйста. Хоть каждодневно в своих молитвах, стоя на коленях у распятия. Только вряд ли это хоть немного поможет. Господу не интересно просьбы отдельного человека.

Следователь внимательно посмотрел на посмурневшее лицо Стюарта. Констатировал:

— Я, вижу, мы поняли друг друга. Так как, здесь поговорим или в грязно и холодной тюремной камере в подвале ребят помогут? — намекнул Константин Николаевич.

Стюарт затравленно на него посмотрел, потом на «ребят».

'Ох, как я на тебя нажалуюсь! — говорил его взгляд, — или даже больно укушу, если хоть немного получится.

Константин Николаевич только пожал плечами. Хочется всем и зачастую многообразно. Но получается у немногих. И, разумеется, не с ним. Его личные враги, способные морально или физически повредить, остались очень далеко в XXI веке. Здешние же способны только скрипеть зубами. Это пожалуйста. Но только своими зубами, пока они еще не выбиты!

— Я вижу, вам надо обдумать свое положение, — констатировал следователь. Предложил: — может вам надо немножечко времени? Я не возражаю. Посидите немного в соседней комнате. У меня, кстати, предложение остается в действии. Думать будете? Соблаговолите, — он кивнул жандармам, — уведите господина дипломата, ему надо пораскинуть головой.

До Стюарта, похоже, дошло. Его же сейчас арестуют! Он уже понял, что могут запросто убить, но пусть сразу. А так, посадить в сырую холодную темницу без суда и без доклада своему монарху. То есть без официозного представления. А неформально, значит, можно так содержать сколько угодно, пока власть имеющие не вспомнят. Когда вспомнят, в следующем столетии?

— Вы не имеете права! — фальцетом закричал он, — я дипломат и иностранный поданный!

Великий князь Константин Николаевич только недоуменно пожал плечами, как бы не зная, почему тот так истошно кричит. Помещения по соседству юридически не были тюремными камерами. Скорее, это были как бы гостевые комнаты. Сюда помещали всех «гостей» и «хороших знакомых». Чуть-чуть насильственно, зато обстановка была по-дворянски богатый, а еду приносили из соседнего трактира и на деньгах не экономили. Для всего этого была особая статья в бюджете, подчиненная самому шефу жандармов, или его товарищу.

А то знаете, бывает такое и для русских поданных и для иностранцев. И не посадить нельзя и отпускать обязательно нельзя. Не часто, но регулярно

Несколько таких «гостиничных номеров» держали как раз по такому случаю. Когда влиятельнейшего гостя как бы добровольно привозили в жандармерию. На заключенных он не тянул и мог по случаю начать ссору: иностранные дипломаты, влиятельнейшие министры, буйные гвардейцы. Вот именно для таких существовали эти псевдономера и убирали псевдогостиничные, живущие на жалованье силовых структур. Надзирательницы, которых обучали лоску и некоторым манерам.

Так что зря дипломат возмущался и пищал от страха, обильно потея. Его совсем не собирались арестовать. В первую очередь потому, что этого не собирался делать император Николай I. А тому в свою очередь очень напрягала высокая политика. Человек, как говорится ничто, интересы государства.

И сегодня интересы российского государства требовали любой ценой сохранять мир и покой с Англией. А потому ее дипломат мог чувствовать себя припеваючи везде. К большому сожалению жандармов. Ведь они, как государевы люди, могут все, но сугубо в рамках, очерченных властной рукой императора Николая I.

Всем им и великого князя Константина Романова в частности, осталось лишь надеяться, что дипломатические, а может быть, династические (в XIX веке у монархических стран это зачастую одно и то же) отношения ухудшаться и тогда господа дипломаты пострадают первыми. Вот тогда мы и посмотрим, господин Стюарт, как вы истошно умеете кричать и какая у вас цвета кровь английского дворянина!

Нет, конечно, четвертовать мы вас все же не будем. Мы ведь живем уже в цивилизованном XIX веке, да и российских дипломатов, соответственно, в Англии много. А дипломатическая практика требует действовать от оного. То есть, как они с нашими, так и мы с ними. И наоборот. Если мы начнем делать с англичанами что-то нехорошее, то и они начнут, а это уже совсем нехорошо.