Тем временем семья Гальера наконец переехала из машины в нормальное жилье. Они расположились в квартире, принадлежащей церкви Финале-Эмилия. Они обратились к местному священнику, дону Джорджио Говони, известному своей помощью иммигрантам и беднякам, и он действительно нашел для семьи Галера постоянное жилье.

Осень сменилась зимой, начались рождественские праздники. Семья Гальера провела Рождество в желтом доме. Они ели за большим столом в гостиной, а Дарио разворачивал подарки под елкой. Он был в восторге от атмосферы Рождества, но к вечеру слег с высокой температурой. Следующим утром, около 9:30, кто-то постучался в двери. Гостьей оказалась социальная работница из Мирандолы, которая сообщала, что для Дарио нашли новый дом в Реджо-Эмилия, в центре, которым управляли монахини. Его ждали там уже этим утром.

Оддина и Сильвио умоляли оставить Дарио с ними. Он был счастлив в семье Пальтриньери, отлично ладил с другими детьми, а родители в таком случае могли навещать его каждый день – Дарио пережил бы это проще, чем если увезти его в далекий Реджо-Эмилия к незнакомым монахиням. Однако у работницы социальной службы было постановление суда Болоньи по делам несовершеннолетних. У них не оставалось выбора. Джулия, старшая дочь Пальтриньери, едва сдерживала слезы, собирая сумку Дарио.

Все еще страдающий от повышенной температури Дарио сел в машину к Сильвио и Джулии. Они отправились в Реджо-Эмилия, следуя за белой «Пандой» социальной работницы. По дороге они объяснили Дарио, что он пробудет там несколько дней, а затем сможет вернуться домой, пусть и знали, что это ложь. Прошло чуть больше часа, прежде чем обе машины припарковались около здания из красного кирпича: Ченаколо-Франческано, учреждение для детей из бедных семей. Монахиня открыла дверь, чтобы поприветствовать нового подопечного. Дарио изо всех сил цеплялся за шею Сильвио, и монахине пришлось приложить немало усилий, чтобы затащить его внутрь, пока он кричал и сопротивлялся. Молча, исполненные тоски и сожалений, Сильвио и Джулия отправились домой.

Узнав, что его ребенка увезли в Ченаколо-Франческано, Романо был в ярости. Он кричал, ругался и проклинал социальных работников, которые это устроили. Как одержимый он не раз ездил в Мирандолу, где угрожал всем в офисах Единых местных органов здравоохранения (ит. Azienda Unita Sanitaria Locale, AUSL), а однажды чуть ли не приковал себя к входу в знак протеста. Ничего из этого, к сожалению, не помогало. Семье Гальера оставалось лишь навещать Дарио в Реджо-Эмилия в разрешенные для визитов часы, но и это было непросто, ведь у Романо больше не было машины.

Примерно 20 дней спустя Сильвио и Оддина вместе с дочерьми отправились навестить Дарио и заметили, что мальчик выглядел отстраненным и почти не обрадовался их присутствию. Монахини и социальные работники решили, что было бы лучше, если бы семья Пальтриньери больше не навещала Дарио – думали, это убережет его психику от новых травм. Социальные службы рассматривали мальчика как долгосрочный проект. Ему нужно было жить с кем-то, кто мог бы позаботиться о нем, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно. Супругам Гальера позволили время от времени видеться с сыном.

Ближе к концу 1994 года, примерно через год после того, как Дарио забрали, в Ченаколо-Франческано прибыла молодая стажер-психолог, Валерия Донати. Ей было 26 лет. Одной из ее первых задач в AUSL было найти семью, готовую взять Дарио на воспитание. Но прежде с ним нужно было поговорить. Беседа была слишком короткой, чтобы поставить диагноз, однако у Валерии сложилось впечатление, что у Дарио имелись проблемы с эмоциональным развитием. К счастью, она знала, что с этим делать. Перед переездом в Милан Валерия получила степень в области психологии развития и образования в Падуанском университете, где специализировалась на выявлении жестокого обращения и сексуальных надругательств над несовершеннолетними.

После пары месяцев поисков доктор Донати нашла пару, которая, по ее мнению, могла справиться с таким непростым ребенком, как Дарио, – Энрико и Надия Тонини из Гонзаги, что недалеко от Мантуи. Пара на тот момент уже воспитывала двоих приемных детей. В конце весны 1995 года Дарио покинул Ченаколо и переехал в семью Тонини. Так едва ставший пятилетним ребенок обрел четвертый в своей жизни дом.

Романо снова потерял самообладание. Ему трудно было смириться с мыслью, что его сын жил в Ченаколо-Франческано, но теперь все стало еще хуже – Дарио отдавали каким-то посторонним людям. Что они собирались делать с его сыном? Кто-то хотел на нем нажиться, получая выплаты от государства? Эти вопросы мучили его, не давали покоя.

После выселения Романо Адриана, Игорь и Барбара постоянно меняли квартиры и дома, пока дон Джорджио Говони наконец не нашел им постоянное место жительства. Им стало двухэтажное здание на грунтовой дороге в сельской местности Масса-Финалезе, где они делили общую ванную комнату и кухню с семьей иммигрантов из Албании. Это был старый дом на отшибе, незаметный с главной дороги. Плотный туман Бассы моментально превращал любой пейзаж в призрачное видение – он был таким густым, что жители говорили, будто в любое время года его можно хоть ножом нарезать. Именно в это бедное и сырое жилье Тонини привозили Дарио каждые выходные, чтобы тот повидался с родителями.

Семьи относились друг к другу прохладно, хотя и не показывали это за стенами собственных домов. Тонини считали, что Гальера – крайне проблемная семья, и Дарио не хочет к ним ездить. Также они отмечали, что Дарио всегда возвращался от них грязным и голодным.

Гальера, в свою очередь, считали, что Дарио не нравился новый дом, особенно из-за Маттео, одного из старших детей, который, по словам Дарио, его бил.

В сентябре 1996 года Дарио пошел в первый класс начальной школы Пегоньяги. Он серьезно выделялся на фоне одноклассников своей импульсивностью, легковозбудимостью и нестабильностью. Часто он неожиданно разворачивался и, ни на что не обращая внимания, бил рюкзаком любого, кто был рядом, а речь его была сумбурной, часто без логической связи между предложениями. Эти странности отпугивали сверстников, и одноклассники начали его избегать. Кроме того, Дарио отвлекался на занятиях и мешал проведению уроков, из-за чего учителям пришлось пересадить его на первый ряд. Рите Спинарди, одной из его учителей, вечно приходилось чем-то привлекать его внимание. Его называли маленьким straminato – словом из мантуйского диалекта, обозначавшим человека, который вечно витает в облаках.