Шрифт:
Капитан хищно облизнулся.
— С вами приятно иметь дело, лорд де Винсер. Если что потребуется, обращайтесь еще.
Лорд де Винсен расхохотался:
— Знаете, я уж как-нибудь постараюсь больше не попадать на каторгу. К тому же мой труп уже доедают рыбы.
— А ничего, что нас слышат они, — имея в виду других заключенных, спросил спустившийся с капитаном молодой матрос.
— Те, кто в трюме обычный скот. Пусть слушают и говорят, что хотят. Из Аквомория не возвращаются, — проскрипел капитан.
— Выпустите меня! У меня тоже есть деньги! Я вам заплачу! — слыша шум удаляющихся шагов, закричал какой-то заключенный.
Но капитан лишь хмыкнул в ответ.
Вскоре корабль причалил к месту своего назначения. Заключенных построили на палубе. Впереди, теряясь в бескрайних снегах, лежало место их вечной ссылки.
Мелкие снежинки медленно опускались на лица тут же озябших после теплого трюма людей.
Крупный заключенный с хищным лицом грубо пихнул своего соседа — одетого в грязный кожаный плащ щуплого интеллигента.
— Куртейку придется отдать, — прорычал он в лицо соседа своим беззубым ртом.
— С чего это? — промямлил в ответ интеллигент.
— Я убил собственную мать, тебе же не хочется проверять, что я сделаю с тобой? — улыбнувшись беззубой улыбкой, от которой в жилах застыла кровь, ответил первый.
Больше вопросов не последовало.
Какой-то юный матрос, провожая взглядом удаляющихся в бескрайнее снега заключенных, похлопал по своему карману и растерянно пробормотал:
– Никто не видел мой кошелек?
На палубе послышался хохот.
– Твой кошелек уже движется прямиком в сторону Аквомория, — ответил ему кто-то из матросов.
Но они же все были в наручниках, — растерянно промямлил юнец.
Чем вызвал новый приступ смеха на палубе.
Снег монотонно хрустел под ногами. Кто-то громко сопел, что есть мощи стараясь отдышаться, кто-то, лишившись сил, падал, чтобы больше никогда не подняться с замерзшей земли и, получив в голову арбалетный болт «последний подарок Вистфалии», замирал. Другие же заключенные безучастно плелись вперед без цели и без надежд.
Уил медленно перебирал замёрзшими ногами. Они сами несли его вперед. Жизнь была не более чем сон.
В голове, будто отдаленное эхо, с каждым новым шагом пробуждался неясный звон, словно это место пело свою зловещую песню.
С неба, освещая путь, в ночном полумраке мерцали бледно-голубые звезды, озаряя своим холодным светом ледяную гладь. Будто чьи-то далекие равнодушные глаза с легким любопытством смотрели на страдания копошащихся внизу людей. Голубые звезды горели над Аквоморием всегда. Солнце никогда не всходило над этим местом. Акилин все видел, и ему было все равно.
Синяя стена, мрачно возвышающаяся на горизонте, вместе с пульсирующим эхом медленно приближалась к своим новым поселенцам.
Какой-то молодой заключенный уже перед самым входом, решил было бежать, рванувшись в сторону, в объятья вечных снегов. Но несколько арбалетных болтов быстро остудили его пыл.
— Теперь это ваш новый дом, душегубы, — проскрипел пожилой стражник, вводя очередную партию каторжников внутрь.
Синий дым кружился под ногами.
Аквоморий был похож на бескрайний муравейник. Тысячи углубленных в землю шахт, в каждой из которых сидит пристегнутый на цепь каторжник.
Лишь стоило переступить порог этого места, как отдаленное эхо разом сменялось тысячей шепчущих в голове голосов. Они смеялись и плакали, просили о пощаде, а затем вновь сливались в один бесконечный бессвязный гомон.
Впервые, испытав этот нескончаемый шквал, люди схватившись за головы, падали на землю. Но в Аквомории это было нормально.
Уил складывал железообразные шарики аквомора в тележку. Несмотря на кожаные перчатки, руки покрылись язвами, отчего невыносимо болели и жгли. Но, как и к шепоту в голове, к этому здесь привыкали.
– Шаг назад, руки за голову!
– раздался в соседней шахте знакомый любому каторжнику клич.
Патрульный проверял работу.
Каторжник — рослый лысый мужчина с орлиным лицом, сделав демонстративно шаг назад, резко кинулся вперед, повалив патрульного с ног. Он попытался выдернуть висящий у стражника меч, но стражник, мгновенно вскочив на ноги, отбил атаку.
Каторжник рухнул на колени.
— Пожалуйста, убей меня, — расплакавшись, как ребенок, прохныкал он.
– Я больше не могу. Избавь меня от них, — и он застучал здоровенным кулачищем по своей голове, так что послышался треск. — Убей.