— Само слово «свободная» о многом говорит, ни королевская, ни государственная, а именно свободная. А там, где свобода, там и измена, она развращает слабый разум.

— Прикажите переименовать, а лучше так вообще закрыть, а всех, кто будет недоволен, все тут же выявят мои «невидимые защитники». Вы и сами знаете их знания бесполезны все, что нужно знать порядочному вистфальцу, объяснит религия и ее служители, а не эти продажные профессора.

— Я это знаю не хуже тебя, — проворчал король. — Но если я это сделаю, везде затрубят, Никос убил свободу, а это только разожжет новый пожар, а не потушит уже существующий.

Главный ляонджа вздохнул, а затем, отведя взгляд, негромко проговорил:

— И еще, ваше величество. Это, конечно, не мое дело, но все же многие аристократы недовольны вашим затворничеством, вы не только не устраиваете баллов, но и отклоняете все приглашения к себе на ужин.

— Задача подданных подчиняться, а не обсуждать волю монарха! — огрызнулся Никос.

— Разумеется, ваше величество, но недовольны и многие из тех, кто когда-то помог вам свергнуть Карла Жестокого. Разве они в высшей степени не заслужили доверия? Когда-то вы именем Акилина поклялись никогда не забывать их…

Перед глазами Никоса предстало то солнечное утро, когда, войдя на цыпочках к нему в комнату, стоял, перешептываясь с лакеем, главный ляонджа, боясь потревожить сон наследника трона.

— Я не сплю, докладывай, — зевнув, окликнул его Никос.

Как он мог спать, когда решалось дело всей его жизни? Тело неприятно затекло после волнения бессонной ночи, и сейчас он больше всего боялся услышать, что все пропало.

– Ваше величество, как и предполагали мои «помощники», королевская гвардия не стала оказывать нам сопротивление, защищая жестокого самодура, решив сдаться без боя. Канцлер де Вискон тоже оказал содействие, перейдя на нашу сторону. Ваш брат Карл Жестокий низвержен с трона и сейчас находится в темнице, ожидая вашего приговора. Вы теперь король Вистфалии.

— Им я стану только когда меня коронует его святейшество.

Взгляд Никоса упал на висящий на стене портрет, с которого улыбалась девушка с ярко-золотистыми, солнечного цвета волосами.

— Ну, вот и все, Карл поплатился за то, что сделал с тобой, Флора. Скоро он понесет заслуженное наказание, моя любимая, — прошептал король, обращаясь к портрету.

— Прикажите казнить?

– Нет, ни в коем случае. Преступления моего братца Карла не поддаются исчислению, он, как и любой подданный Вистфалии, предстанет перед судом.

— Но насколько логично судить бывшего короля?

– Наступает новое время, — улыбнувшись, ответил Никос. — Время справедливости и порядка.

Послышалось легкое щебетание птиц, кружащих над развалинами заброшенного домика, в котором Никос нашел убежище на время заговора.

Главный ляонджа поклонился, собираясь уходить.

— Постой, — окликнул принц. — Без твоих «помощников» мы бы не справились, и я хочу вас отблагодарить, ты возглавишь государственную безопасность, а они продолжат работу на тебя во имя нашей великой Вистфалии. Я жалую тебе титул графа, теперь ты Герман де Дэлеван[1].

— Это для меня, бывшего холопа, слишком большая честь, ваше величество. Какой из меня граф?

— Самый настоящий, ты сделал больше, чем все вместе взятые прирожденные аристократы, считай это моим первым приказом.

— Благодарю, ваше величество. Я не мог и надеяться на столь высокую милость, — прослезившись, прошептал Герман, в то время как в его ярко-синих глазах промелькнула усмешка.

Он встал на колени, обтерев пыльный пол комнаты, и склонился к кровати, поцеловав руку Никоса.

Принц, немного смутившись, произнес:

— Встань. Те, кто помог мне в этом праведном деле, никогда не будут забыты, клянусь в этом именем Акилина.

Герман встал, бросив на принца пристальный взгляд ярко-синих глаз.

— Придумай название отделу, который будешь возглавлять: оно должно внушать нашим врагам.

— Я уже придумал, — улыбнулся граф де Дэлеван, — мы будем называться лионджи.

Король засмеялся.

— Легендарные бессмертные все видящие вампиры. Превосходно. Никогда не знал, что ты увлекаешься мифологией.

— В детстве увлекался, — скромно ответил Герман, встретившись с королем своими ослепительно синими глазами. — Только, — граф на секунду задумался, — это слово будет звучать несколько иначе, чтобы, услышав наше имя, в голове у нерадивого подданного сразу возникал образ тех, кто явится за его головой. ЛяонджИ звучит более мелодично и красиво вистфальскому уху.

— Когда-то вы поклялись именем Акилина, что никогда не забудете их.

Голос графа вырвал Никоса из воспоминаний.

— Я их не забыл, а вот многие из них забыли, предав меня.