Последующие дни Гая преследовала страшная лихорадка, не давая тому даже на мгновение прийти в сознание.

Но лекари лишь разводили руками:

— Простуда дело проходящее, — нужно мазать его целебными маслами и ждать. — Он еще совсем молод, должен справиться с хворью.

Но Гай не справлялся.

Обладая огромными сокровищами, некогда украденными у Маклингеров, Луций решил отвезти сына в столицу, чтобы там его осмотрели лучшие лекари, живущие в Энносе. Столичные лекари приходили к ним, и также, не сумев понять, что убивает Гая, уходили прочь.

Пока в один из пасмурных дней к Луцию не заглянул народный целитель Айван. Низкорослый, с тихим, как будто шепчущим голосом, и длинной до пола седой бородой, старик напоминал волшебника, каких обычно описывают в сказках. В народе же его прозвали «премудрым старичком».

Он осмотрел мальчика и, сокрушенно покачав головой, грустно пробормотал себе в бороду:

— Поздно, очень поздно.

— Что поздно? — вскипел Луций. — Вылечи его, я заплачу тебе столько, сколько ты пожелаешь. Ты знаешь, что убивает моего сына?

Лекарь покачал головой:

— Золото тут не поможет. Да, я знаю, что убивает твоего сына, но помочь, к сожалению, не смогу. Вдыхая пропитанный аквомором воздух, его легкие набились этим тугим синим ядом, и в момент, когда он сильно простыл, аквомор растекся, словно варенье в банке, лишив его возможности дышать.

— Ты врешь!
– закричал Луций. — Аквомор не может его убивать! До этой простуды Гай чувствовал себя прекрасно.

Лекарь кивнул головой:

— Такое бывает редко, очень редко, возможно у одного человека из нескольких тысяч, чтобы аквомор, имеющийся в легких, не мешал дышать, и скорее всего, если бы не это переохлаждение, ваш сын спокойно бы прожил жизнь, даже не узнав об этой напасти.

Обессиленный отец плюхнулся на стоящий рядом с ним стул, подумав: «Значит, во всем виноват я со своей обиженной гордостью и этот проклятый аквомор, дающий мне жизнь. Лучше бы я никогда не возвращался из Аквомория».

Уже в дверях лекарь обернулся на сидящего в отчаянии Луция:

– Это расплата за твое бессмертие, лионджа, — прошептал старик, выходя на улицу, но Луций даже не услышал его слов.

Вскоре Гая не стало.

В этот момент для Луция, словно погасла звезда, указывающая ему путь. Теперь он стал не всесильным лионджей, а лишь жалкой, уставшей от жизни тенью.

Как когда-то скажет пророк Айван: «Лионджи умирают три раза: первый — когда находят Слезу Акилина, второй — когда теряют то, что им было больше всего дорого на этом свете, а третий — во время Великого судного дня. Умерев во второй раз, они становятся неопасны, лионджи больше не боги воплоти, а измученные старики, миллионы раз воспроизводящие в сознании события прошлого, пытаясь испытать те эмоции, что они испытывали когда-то. Испытать новую радость они неспособны. Лионджи, словно падальщики, питаются чужим горем, но уже не причиняют никому вреда».

Ничто больше не интересовало Луция в этом мире, и потому, купив небольшой домик с белыми круглыми колоннами на самой окраине столицы, он стал никому не известным отшельником, проживающим остаток своей бессмертной жизни.

Пройдут столетия, прежде чем кому-нибудь еще буде

т суждено пополнить ряды лионджей.

Младший инспектор государственной безопасности Шенхель Гонсфер Лоренцен переминался с ноги на ногу в кабинете своего начальника — инспектора Энбергена, который, уткнувшись в бумаги, игнорировал его присутствие. Шенхель вздохнул, обдумывая, как обратить на себя внимание, чтобы не вызвать гнев у своего господина.

Низкорослый, пухлый, вечно одетый в неопрятную одежду Шенхель вызывал лишь насмешки у коллег и знакомых.

Его лицо имело неприятную особенность постоянно краснеть в любом душном кабинете и тут же, словно капельками росы, покрываться потом. И младший инспектор, ежеминутно извиняясь перед начальником, был вынужден вытирать пот лежащим в кармане носовым платком.

За глаза Шенхеля называли «идеальным подчиненным», потому как никто ни разу не услышал от него хотя бы одного недовольного слова, какие бы неприятные вещи ему ни сообщали. Вместо этого младший инспектор, выдавливая улыбку, безропотно соглашался со всем: и с отправкой с инспекцией в самый дальний край Энноса, куда отказывались ехать все остальные, и с понижением жалования, и с работой в выходные…

Всю свою жизнь Шенхель мечтал о власти. В своих фантазиях он представлял, как увидев его, испуганные люди валятся на землю и, словно собаки, лижут языками его грязную обувь, желая, чтобы он бросил на них хотя бы один беглый взгляд. И тогда те, кто когда-то издевался над ним, узнали бы, что значит иметь дело с Шенхелем Гонсфером Лоренценом!

Господин Энберген, наконец, оторвался от бумаг и, подняв взгляд на топчущегося на пороге кабинета младшего инспектора, заорал:

— И чего это ты, трутень, тут молча стоишь? Я тебя когда еще вызвал?