Лорд сян Виан вздохнул:

— А я и не говорю про вистфальских генералов, я говорю про тех, для кого их земля — единственный генерал. Я много раз бывал в вистфальских селениях и могу сказать лишь одно, ваше благородие, победы легкой не будет. Вы не знаете вистфальцев…

— Мы не собираемся воевать с крестьянами, — фыркнул генерал. — Его величеству не нужны разгневанные мужики.

– А они с вами собираются, — усмехнулся сян Виан.

– Что они будут защищать? Их хозяева относятся к ним хуже, чем к скоту. Зачем им воевать с нами? Какая им разница, кто правит в Лиции?

– У вистфальских крестьян, ваше благородие, есть поговорка: «Тело земли принадлежит лорду, а душа крестьянину».

– Так мы на душу их земли и не претендуем.

Лорд сян Виан усмехнулся, собираясь, что-то возразить, но его прервали торжественный возгласы:

– Да здравствует император Луизиан! Да здравствует император Луизиан!

С неба светило яркое летнее солнце, особенно жаркое, здесь на самом юге Вильмы, неприятно обжигая открытое лицо и руки, покрывающиеся к вечеру большими красными волдырями.

Сяанин сорвал очередной крупный апельсин, кинув его в стоящую рядом с ним плетеную корзинку.

День только начался, а он уже устал от невыносимой жары. Сяанин было собрался уйти в тень, отлиняв от работы. Но вовремя заметил одного из надсмотрщиков, ходящего с плетью по бесконечной плантации их господина между шелестящими от дуновения ветерка фруктовыми деревьями.

Вглядываясь в светлое лицо надсмотрщика, Сяанин подумал: «мерзкие захватчики». От родителей он знал, что раньше вильменцы были свободные и богатые, они героически сопротивлялись, но все равно были порабощены.

— Быстрее собирай, скотина, — закричал надсмотрщик и для порядка со всей силы стукнул Сяанина по и без того обожжённой солнцем спине.

Сяанин сжал от боли зубы.

«Где же вы, наши древние защитники?» — с тоской обращаясь к древним божествам, подумал он, к тем божествам, которых вытеснил чужеземный Акилин.

— Это чтобы не ленились, — улыбнувшись, произнес надсмотрщик, отходя к соседнему дереву, где работали такие же смуглые, загорелые собратья Сяанина.

Вдалеке показалось облако. К ним скакал конный отряд.

Сяанин рефлекторно вздрогнул. Отправка к ним конного отряда обозначало одно — где-то вспыхнуло восстание, и большой вистфальский король отправил своих людей его подавить.

А для порядку получат наказание и жители ближайших сел, чтобы в их головы тоже не пришли бунтарские мысли.

Показались первые всадники. Это были ни вистфальцы, а неизвестные чужеземные войны, вперемешку с которыми сидели такие же вильменцы, как и он.

Все, включая надсмотрщика, удивленно замерли, наблюдая за происходящим. Зазвенела натягиваемая тетива, и надсмотрщик рухнул, пораженный в грудь.

Один из скачущих впереди вильменцев крикнул на таком приятном слуху родном языке:

– Герцог вернулся, и он собирает ополчение.

Лорда убили. Несколько чужеземных воинов, спешавшись с коней, осматривали хозяйский терем.

Чистящий конюшню Игнат хмуро наблюдал за происходящим. Это был высокий, крепкий крестьянин, лицо которого украшала густая черная борода.

Игнат сплюнул. Да, их господин не всегда был справедлив, да что греха таить, справедливым он вообще никогда не был. Но что ожидать от него, они знали, а что ожидать от этих чужеземных воинов, нет.

Один из захватчиков отделился, двинувшись в сторону Игната. Отделившийся был вильменцем, что можно было сразу определить по его смуглой коже и темным смоляного цвета волосам.

Вильменцы жили за болотами в жаркой, словно печка, земле.

– Вы продават нам ест еда, зерн, провианти, — на ломанном вистфальском выплянул вильменец, кинув Игнату мешочек незнакомых монет.

Крестьянин с подозрением поднял незнакомую монету и поднесся ее ко рту, попробовал на зуб. А затем, сплюнув, достал из-под рубахи синие камушки. Брать что-либо из рук безбожника считалось большим грехом.

– А если мы откажемся?
– подняв на чужеземца глаза, спросил Игнат.

Вильменец расхохотался.

– Мы оказат вам большой милост, захотеть и отбрать все задаром, -и он обнажил блеснувший синевой меч и, помахав мечом перед лицом крестьянина, с силой влепил свободной рукой Игнату пощечину. — Будешь знат, как дерзит новый хозяин.

Лицо крестьянина побагровело, но он, сдержав гнев, процедил сквозь зубы:

— Вы получите еду. Мы вас всех накормим.

— То, то же, — усмехнулся вильменец.