Тебя вскормила в пеленах

Не грудь наемницы холодной

На нежных матери руках,

Под властью кроткой и природной

Ты улыбаяся взросла.

Ты доли рабской не видала,

И сил души не подавляла

В тебе печальная нужда.

Отец, забывши суд людей,

Ночные думы, крест тяжелый,

Играл, как юноша веселый,

С тобой в кругу своих детей.

И луч безоблачной денницы

Сиял так светло для тебя!

Ты знала только близ себя

Одни приветливые лица,

Не как изгнанника дитя,

Но как дитя отца-счастливца!

И ты узнаешь новый свет,

И ты, мой друг, людей увидишь;

Ты встретишь ласки и привет

И голос странный их услышишь.

Там вечный шумный маскарад,

В нем театральные наряды,

Во всем размер, во всем обряды,

На всё судейский строгий взгляд

Ты не сочтешь смешной игрою,

Торговлей лжи, набором слов,

Поддельной, грубой мишурою

И бредом страждущих голов...

Нет, для тебя блестит, алеет

И дышит мир еще весной,

Твой лик невинный не бледнеет,

И не сверкает взор враждой.

А я в твои младые годы

Людей и света не видал...

Я много лет не знал свободы,

Одних товарищей я знал

В моем учебном заключенья,

Где время шло, как день один,

Без жизни, красок и картин,

В желаньях, скуке и ученьи.

Там в книгах я людей и свет

Узнал. Но с волею мятежной,

Как видит бой вдали атлет,

В себе самом самонадежный,

Пустил чрез океан безбрежный

Челнок мой к цели роковой.

О друг мой, с бурей и грозой

И с разъяренными волнами

Отец боролся долго твой...

Он видел берег в отдаленья,

Там свет зари ему блистал;

Он взором пристани искал

И смело верил в провиденье;

Но гром ударил в тишине...

Как будто бы в ужасном сне,

На бреге диком и бесплодном,

Почти безлюдном и холодном,

Борьбой измученный пловец

Себя увидел как пришлец

Другого мира.

В свете новом.

Своекорыстном и суровом,

С полудня жизни обречен

Нести в молчаньи рабском он

Свой крест без слез, без укоризны;

И не выдать своих друзей,

Своих родных, своей отчизны,

И все надежды юной жизни

Изгнать из памяти своей...

О, помню я моих судей.

Их смех торжественный, их лицы,

Мрачнее стен моей темницы,

И их предательский вопрос:

«Ты людям славы зов мятежный,

Твой ранний блеск, твои надежды

И жизнь цветущую принес,

Что ж люди?»

С набожной мечтою

И чистой верой — не искал

Я власти, силы над толпою;

Не удивленья, не похвал

От черни я бессильной ждал;

Я не был увлечен мечтою,

Что скажут люди — я не знал!