Становление химии как науки
Предлагаемая книга «Всеобщей истории химии» посвящена развитию химии в XVII—XIX вв. В ней подробно рассмотрен процесс становления химии как науки. Дан анализ атомно-корпускулярных представлений ученых XVII в., рассмотрены история флогистонной теории, развитие аналитической химии, становление и развитие атомно-молекулярного учения, открытие периодического закона, формирование важнейших ветвей химической науки первой половины XIX в. В Приложении впервые на русском языке публикуются фрагменты из двух трактатов Р. Бойля: трактата по философии науки и трактата «Происхождение форм и качеств согласно корпускулярной философии», три фрагмента из работ Г. Шталя, раздел из «Учебника химии» Я. Берцелиуса, а также статья А. Лавуазье «О горении вообще». Книга предназначена для химиков, преподавателей и учащихся высших учебных заведений и всех читателей, интересующихся историей химии.
Глава 1
– Давида больше нет.
Несколько дней назад самый жестокий из мужчин стал моим первым. Первым мужчиной, любовником. Он обещал меня защищать и хотел мне понравиться.
У нас была ночь, полная страсти и огня. Давид смеялся надо мной, когда я смущалась, и шептал на ухо всякие нежности, когда мне было больно. Я тяжело дышала, но сладко принимала его.
– А затем я выстрелила.
Я тихо застонала – от отчаяния, от жалости к самой себе.
Но позже вспомнила, что кладбище не терпит сожалений. Никогда.
Сбоку безжизненно стояла надгробная плита, которой я изливала душу. Она была серая и пыльная.
Пять лет назад Давид Басманов принимал участие в убийстве моих родителей. Мне чудом удалось спастись, а позже я получила предложение отомстить.
Его звали Монарх. Он обещал обучить меня азам мести: борьбе, стрельбе и другим премудростям. Еще он обещал снабдить меня оружием.
Я отказалась сразу.
Но ненависть и ярое желание наказать виновных в смерти самых дорогих мне людей не отпустили даже спустя время. Я все больше сходила с ума, прокручивая в голове тот день и смех Давида. Он смеялся надо мной, когда уничтожал мою семью.
Каждый день был прожит как в тумане.
Так не могло больше продолжаться. На годовщину их смерти я согласилась на предложение Монарха.
И вот – отомстила.
– Если ты хочешь знать, мне не стало легче. Не стало!
Я закричала.
И посмотрела в глаза человеку, изображенному на плите. Мне показалось, что в этот миг он смотрел на меня с укором.
– Не смотри на меня так. Умоляю, не смотри.
В глазах собрались слезы. Я не убийца.
Я не хотела ею быть.
– Я защищалась! Защищалась… защищалась…
Глупое оправдание.
Я закрыла лицо руками и поджала от боли губы. Я ненавидела Давида, но смерти ему не желала. После нашей ночи… я не представляла его мертвым.
Давид взял мое тело, а через час его не стало. О такому не расскажешь никому – будешь хранить в тайне всю жизнь.
На кладбище гулял свободный ветер, он разбрасывал сухие листья по могилам – от одной к другой, и тихо завывал. Мне казалось, все нарисованные лица здесь смотрели на меня с укором.
Убрать руки от лица было стыдно, ведь я чувствовала этот взгляд на себе. Эти эмоции.
Укор. Ярость. Жестокость. Обещание поквитаться со мной.
Страшно представить, если бы Давид стоял передо мной.
Что бы он сделал?
Я позволяла ему себя целовать и трахать, а затем… просто выстрелила.
Давид не верил до последнего, пока пуля не вошла в его плоть.
– Не сиди на сырой земле.
Голос.
Он был не в голове.
На макушку опустилась тяжелая ладонь, и я услышала щелчок. Такой же, как в ту ночь, когда я снимала пистолет с предохранителя.
– Не то простудишься… моя девочка.
Я убрала холодные пальцы от лица и в немом шоке открыла рот. Взгляд мой уткнулся в джинсы, они были посажены на крепкие бедра и затянуты ремнем с металлической бляшкой.
Я помнила этот ремень еще с той ночи в лесу, когда впервые делала ему минет.
Давид был здесь по мою душу.
Я с ужасом представила, как он сделает еще один шаг вперед и увидит, кто изображен на надгробии.
Там были мама, папа и…я.
Если он узнает ту девочку на надгробии – его маленькую девочку Жасмин – то мне конец. В таком случае это надгробие станет моей настоящей могилой.
– Смотри на меня.
И я смотрела.
Но отчаянно не понимала, как такое возможно: моя семья была мертва, а он жив.
– Только попробуй отвести взгляд… убью.
Он не говорил – хрипел. Давид был в ярости, оно и ясно…
Когда я подняла взгляд, зверь схватил меня за щеки и несильно сжал. В другой его руке расслабленно болтался пистолет.
– Я умоляю, давай не здесь.
Я стала чуточку покорнее, лишь бы Давид не злился.
Я считала его мертвым, а он был просто в бешенстве.
– Молчи. Молчи, – процедил он.
Я почувствовала, как мои колени соскочили с надгробия и утонули в сырой ноябрьской земле. Но не сопротивлялась. Смотрела на него снизу вверх и ждала, ждала…
– Ты был мертв. Это невозможно.
Я тяжело сглотнула, все больше утопая в земле, и вдруг поняла.
Давид не спустит мне это с рук. Он в дикой ярости, а я хотела знать, как он выжил. Я видела боль в его глазах, когда прозвучал выстрел и он упал. Я видела, как расползается кровь по его белоснежной рубашке и не слышала дыхания из распахнутого в агонии рта.