Шрифт:
Я указываю на него зеленой ручкой:
– Ты не в курсе, что любовь бывает разная? Матери к ребенку, например. Друзья тоже могут любить друга друга, – я подыскиваю слово, – ну, как родственники.
Шмелев складывает руки на груди и кривит губы:
– Мужчина и женщина не могут любить друг друга как родственники.
– А брат с сестрой?
– Да чего ты пристала к семейным отношениям? Рандомные разнополые люди не могут дружить!
– Могут! Вот мы с Долиным дружим.
Тут Ярик смеется:
– Да твой Долин тебя хочет, сто пудов!
– Ты просто узколобый дебил, – выдаю почти злобно, потому что взбешена до предела.
Здесь, наконец, оживает препод:
– Гольцман, Шмелев, вынужден вас остановить. Диалог был интересным, но взаимные оскорбления меня уже не вдохновляют. Но у меня есть предложение.
– Какое? – пытаюсь переключиться с тупого одногруппника обратно на учебу.
– Сделаете проект, – говорит социолог, – вместе. Утвердим тему и основные тезисы. Проведете исследование. Если сдадите достойную работу, получите автомат за экзамен.
Цветная ручка замирает в воздухе:
– Какой еще проект?
– О разнополой дружбе.
– Но вы же никому не ставите автомат.
– А вам поставлю.
– А если не сделаем? – лениво интересуется Ярик.
– Двойка за экзамен, и отправляетесь на пересдачу.
От возмущения я даже дышать перестаю. Алина аккуратно берет меня за кисть, все еще висящую в воздухе, и опускает мою руку на стол. Двойка. Нормально? Мне – двойку! У меня четверки нет ни одной! Пересдача! Да я слова такого не знаю!
Но в том, что Вячеслав Анатольевич именно так и поступит, сомневаться не приходится. Когда преподаешь гуманитарный предмет в IT-колледже, это, видимо, обязывает к излишней принципиальности. Он вечно стремится доказать серьезность своей науки.
Слышу, как сзади тяжело вздыхает Шмелев. Шепчет другу:
– Меня отец на хрен убьет.
Ктитарев хмыкает:
– Да я в курсе. Так соглашайся, чего ты артачишься?
– С ней?
– Да какая тебе разница?
Шмелев снова тяжело вздыхает. Придурок. Как будто я прямо хочу с ним работать. Предел всех моих мечтаний!
– Я могу, – начинаю я, но голос хрипнет, и мне приходится откашляться и начать заново, – я могу сделать проект одна?
– Нет, Гольцман, в этом и смысл, чтобы исследование о разнополой дружбе проводили девушка и молодой человек.
Я не сдаюсь:
– А я могу взять другого напарника?
– Вы слишком много торгуетесь. Теперь нет. К тому же это прекрасно, что у вас разные взгляды на тему исследования. В споре рождается истина.
Возмущение снова перехватывает мне горло.
– Жень, выдыхай, – Алина наклоняется ко мне и успокаивающе поглаживает по плечу.
– Я согласен, – вдруг говорит Шмелев.
Оборачиваюсь к нему и в немом шоке шарю взглядом по его лицу. Он красивый. И знает об этом. Что делает его характер еще более мерзким. Но черты лица у него, безусловно, как на картинке. Чуть заостренный прямой нос, яркие изогнутые губы, серые глаза со смешинкой. Ямочки на щеках, девчонки по ним просто сходят с ума, я много раз слышала. Он мне улыбается и становится похож на сытого кота. Прищуриваюсь и пытаюсь понять, зачем Яр это делает.
– Да ладно тебе, не хочешь получить автомат? – говорит он. – Нам-то самим не обязательно дружить ради проекта о дружбе, разве нет?
– Ну, – неуверенно начинаю я и почти готова уже признать, что он прав.
Но тут Шмелев все портит. Говорит:
– Давай, Жендос, это не больно.
– Я сто раз просила так меня не называть! – закипаю моментально. – Ты знаешь и все равно каждый раз так делаешь!
– Гольцман, остынь. Давай потерпим друг друга, мне реально нужен этот экзамен, – говорит он внезапно устало.
Я замолкаю, а потом нехотя соглашаюсь:
– Мне тоже.
Алина постукивает меня пальцем по руке:
– Жень, препод.
Я перевожу взгляд на Вячеслава Анатольевича.
– Мы сделаем, – говорю через силу.
– Что ж, вот и чудно. Итак, вернемся к теме. Концепция дружбы появляется еще в Древней Греции…
Я склоняю голову и смотрю в свой идеальный конспект. Я только что согласилась работать со Шмелевым над проектом. У меня что, помутнение рассудка случилось? Очевидно же, что он все испортит. С другой стороны, лучше это, чем пересдача. Меня от одной мысли передергивает.