Я раздраженно рычу себе под нос, но ничего не отвечаю, он этого и добивается. Так что просто убираю телефон под подушку. Нужно спать, иначе завтра будут синяки под глазами.

Я сижу в «аквариуме» и нервно барабаню по столу ручкой. В нашем колледже все так называют холл второго этажа – за панорамные окна и стеклянные перегородки, через которые видно лестницу. Здесь и зона со столами для любителей поучиться, и зона с пуфиками для тех, кто в колледж приходит просто тусоваться. Автоматы с едой и кофе – для полноты картины. Многие отсюда вообще не вылезают. Я сама часто здесь бываю, но занимаю обычно дальний стол между окном и кадкой с деревом, там не так шумно.

Я нервничаю, потому что Шмелев опаздывает уже на десять минут и трубку не берет. К тому же я в полном раздрае по поводу дурацкой практической части проекта. Уверена, что Яр меня жалеть не будет. Придумает какую-нибудь гадость, которая непременно испортит мою дружбу с Антоном. И что еще хуже – как насолить самому Ярику, я так и не придумала. По всему выходит, что какую бы девушку я ни выбрала для него, дружбы у них не выйдет. Он просто заведет свои обычные отношения-однодневки и скажет, что я была не права. Мол, мужчина и женщина не могут дружить, вуаля, я все доказал. А я никак не смогу это контролировать!

В тот момент, когда ручка в моих пальцах достигает сверхзвуковой скорости, наконец, появляется Шмелев. Собственной персоной, блин. Черные джинсы, которые сидят идеально, толстовка с небрежно поднятым капюшоном, гул поклонниц, заполняющий помещение. Раздражает каждая деталь. Идет он, конечно, нарочито не торопясь. Здоровается со всеми подряд – с парнями за руку, с девчонками в щеку. Каждую приобнимает за талию, Казанова доморощенный.

Сжимаю губы и прослеживаю его замысловатый путь сквозь полуопущенные веки. Ярик на меня не смотрит, но движется, тем не менее, в мою сторону. Специально бесит меня!

– Привет, Жендос! – наконец говорит он, присаживаясь на стул рядом.

– Еще медленнее не мог идти?

– Ну конечно мог, заучка, но решил, что тебя инсульт разобьет в таком случае. В одиночку проект я точно делать не стану, хотя, – он награждает меня выразительным взглядом, – может быть социолог пожалел бы меня.

– За что это?

– За то, что моя напарница отбыла в мир иной, – он принимает скорбный вид.

– Ты такой идиот, мне даже почти надоело это повторять.

– Ладно, Жендос, признайся, что я просто тебе нравлюсь.

Я едва не задыхаюсь:

– Что?! Лучше ты признайся, Шмелев, – до тебя никак не может дойти тот факт, что в мире существует девушка, которой ты не нравишься!

– Релакс, милая, а то реально кони двинешь.

– Перестань это повторять, – шиплю я, нервно заправляя прядь волос за ухо.

– Давай уже, Гольцман, зачем звала? – он демонстративно смотрит на часы.

– Договориться! Я делать все в последний момент не собираюсь, ясно тебе?

– Окей. Договаривайся.

Я выдыхаю, на секунду опускаю веки. Даю себе мизерную передышку, сжимая в пальцах ручку. Нагретая пластмасса меня как будто успокаивает. Я расправляю плечи и говорю:

– Итак. Будем встречаться дважды в неделю и работать над проектом, – Шмелев закатывает глаза, – также каждый из нас будет вести записи по своей практической части.

– Какие записи?

– Типа дневника. Какие-то выдержки можно будет потом приобщить к работе. И в любом случае по ним будет проще отследить ход эксперимента.

Яр подается вперед и упирается локтями в стол:

– Тебе уже говорили, что ты ненормальная?

– Что тебе опять не нравится?

– Да ты явно с ума сошла. Кто будет так серьезно воспринимать работу по социологии?

Я тоже наклоняюсь вперед так, что чувствую запах его парфюма, и наставляю на него указательный палец:

– Можешь издеваться сколько угодно, я все это уже проходила. Учеба для меня важна, и я не позволю тебе все испортить. Я ни разу не попадала на пересдачу.

– Все бывает в первый раз, Гольцман.

– Да, – я притворно улыбаюсь, – вспомни эту философскую мысль, когда подружишься с девчонкой.

Шмелев склоняет голову набок и изучающим взглядом движется по моему лицу. Наверняка хочет меня смутить, но я не поддамся. Какое-то время так и сидим друг напротив друга, смотрим. Пахнет от него, конечно, приятно. Что-то свежее, но с терпкой ноткой. Как будто классический мужской парфюм грамотно обыграли, придав современное звучание. Вкусно. Я растерянно моргаю, и на секунду даже пугаюсь. Нет, не нужно мне об этом думать. Зачем? Обычный парфюм, что в этом такого.

Яр что-то чует и впивается в меня еще более внимательным взглядом. Я же стараюсь спасти остатки самообладания, переключаю внимание на тетрадь, шуршу страницами, стучу по столу ручкой:

– Так вот, нужно будет вести дневник.

– Я тебе что, барышня из девятнадцатого века? – перебивает он неприязненно.

Я снова сбиваюсь:

– Что за тупой стереотип?

– Не собираюсь я вести сопливые записи.

– Значит, соберись, – рявкаю внезапно для себя самой, – так надо для проекта!