Впереди на козлах сидела Лира, наша необычная извозчица.

Её шляпа чуть съехала набок, открывая спутанные каштановые кудри, которые выбивались из-под края и трепетали на ветру. Одежда была покрыта слоем дорожной пыли, а руки, загрубевшие от поводьев и тяжёлой работы, крепко сжимали кожаные ремни. Она молчала, что было редкостью: обычно каждый толчок или скрип телеги сопровождался её громкой руганью в адрес дороги, коней или богов, посмевших создать такой мир. Её тонкие пальцы, унизанные мелкими шрамами, то и дело нервно постукивали по поводьям, а взгляд был прикован к горизонту, где степь плавно переходила в холмы.

Но внезапно тишину разорвал хриплый крик впереди — грубый, пропитанный злобой и хмельной хрипотцой. Телега дёрнулась так резко, что я чуть не выронил книгу, ухватившись за борт, чтобы не свалиться. Вазы в ящиках звякнули громче, чем обычно, а кони заржали, мотая головами и скребя копытами по земле, поднимая клубы пыли. Элинализ мгновенно открыла глаза, её рука метнулась к мечу, пальцы сжались на рукояти с той лёгкостью, что выдаёт десятилетия опыта. Я выпрямился, напряжённо вглядываясь вперёд, чувствуя, как сердце ускорило ритм.

Из-за поворота, где дорога ныряла в неглубокий овражек, поросший колючим кустарником, выскочили четверо. Бандиты — другого слова для них не подобрать.

Их одежда была рваной, зашитой грубыми стежками из ниток разного цвета, а доспехи — если это можно так назвать — представляли собой потёртые кожаные куртки, местами усиленные ржавыми металлическими пластинами, криво пришитыми или просто привязанными верёвками. У главаря, здоровяка с кривым шрамом, тянущимся от виска через щеку до подбородка, в руках был меч — зазубренный, с пятнами ржавчины, больше похожий на мясницкий тесак, чем на оружие воина. Его волосы, сальные и тёмные, свисали на лоб, а глаза, мутные от дешёвого пойла, блестели жадностью. Второй, худой и вертлявый, с редкими зубами и длинным носом, сжимал короткий клинок с обломанным кончиком. Третий держал дубинку — грубо обструганную ветку с шишкой на конце, а четвёртый, низкий и коренастый, размахивал ржавым кинжалом, больше похожим на кухонный нож. В общем, типичные друзья Лизы.

— Деньги и груз, живо! — рявкнул главарь, шагнув вперёд и угрожающе взмахнув мечом.

Его голос дрожал от напряжения, но в нём сквозила уверенность — видимо, не первый раз грабил одинокие телеги. Остальные загоготали, переглядываясь, их смех был резким и неприятным, как скрип несмазанных петель.

Я вздохнул, отложил книгу на ящик — аккуратно, чтобы не повредить страницы — и медленно поднялся, разминая затёкшие плечи. Пальцы легли на древко складного копья, лежавшего под рукой.

Элинализ осталась сидеть, скрестив руки на груди, но её глаза блестели лукавым интересом, а уголок губ чуть приподнялся в знакомой насмешливой улыбке.

— Давай, Эрик, разомнись немного, — протянула она, её голос был ленивым, но с ноткой вызова. — Покажи этим оборванцам, что крестьянин с копьём стоит больше, чем их ржавые железки.

— Серьёзно? — я бросил на неё быстрый взгляд, чуть прищурившись. — Не хочешь сама немного размяться?

— А смысл? — она пожала плечами, чуть сдвинув плащ. — Ты и сам справишься. Я вмешаюсь, если кто-то из них вдруг окажется не таким уж идиотом. Но, судя по их виду, шансов мало.

Лира, сидевшая на козлах, внезапно вскочила, её шляпа слетела в пыль, а лицо перекосилось от ярости.

— Вы что, обмудки, совсем охренели?! — заорала она, сжимая кулаки. — Это мои блядские вазы, мои! Я вас за них в землю закопаю, суки драные!..

Она рванулась вперёд, но телега качнулась, и Лира, потеряв равновесие, с громким воплем рухнула на землю, приземлившись на бок.

— Ааа!.. СУКА!..

Её крик оборвался стоном, а я заметил, как она схватилась за ногу, скривившись от боли.

Я ловко выпрыгнул с телеги и приземлился на землю, одним движением раскладывая копьё. Главарь шагнул ко мне, замахнувшись мечом в широком, но неуклюжем ударе. Я видел, как его плечи напряглись, как клинок пошёл по дуге — слишком медленно, слишком предсказуемо. Я качнулся влево, чувствуя, как воздух просвистел у щеки, и тут же ткнул его древком в грудь — прямо под рёбра, туда, где удар выбивает дыхание. Древко с глухим стуком врезалось в его кожаную куртку, и он охнул, хватая ртом воздух, как рыба на берегу. Не давая ему опомниться, я добавил резкий удар по колену — колено хрустнуло, нога подогнулась, и он рухнул в пыль, выронив меч, который с лязгом отлетел в сторону.

Второй бандит, худой, бросился сбоку, его клинок сверкнул в закатном свете. Я развернулся, перехватил копьё двумя руками, чувствуя, как дерево скользит в ладонях, и с размаху врезал ему по рёбрам. Древко загудело от удара, послышался треск — то ли костей, то ли его жалкой брони — и он согнулся пополам, отлетев на пару шагов. Его клинок выпал из рук, звякнув о камни, а сам он рухнул на колени, хрипя и кашляя.

Третий, с дубинкой, замешкался, его глаза расширились от страха. Я быстро шагнул к нему, сделал выпад древком в живот — быстрый, точный, как удар змеи. Он согнулся, выронив дубину, а я тут же добавил удар по затылку, вложив ровно столько силы, чтобы вырубить, но не убить. Он рухнул лицом вниз, подняв облачко пыли. Четвёртый, с кинжалом, развернулся и бросился бежать, его короткие ноги мелькали в панике. Я догнал его в три шага, ткнул древком под лопатку — он споткнулся, растянулся в грязи и затих, скуля и прикрывая голову руками.