Поднял взгляд и улыбнулся.

— О, Мэлс Игоревич! — порадовал он улыбкой. — Не ожидал, что встретить старика выйдете именно вы!

— Джозеф, — принял я его крепкое для столь почтенного возраста рукопожатие. — Кроме досадного инцидента в аэропорту, надеюсь, больше препятствий не было?

Акула пера прищурился, явно поняв мой намёк.

— Ну, журналистская аккредитация и дипломатическая виза МИД СССР у меня в порядке, — елейно улыбнулся он. — Однако в консульстве мне мягко намекнули, что перед публикацией было бы неплохо показать им весь отснятый материал. Для утверждения, так сказать.

— Ну это они, конечно, мечтатели, — расхохотался я.

А внутри сладко облизнулся, поняв, насколько Барагозин и его компания боятся оглазки. И надо сказать, не зря боятся, ведь срок моего ультиматума закончился ещё час назад, а финансовые и вычислительные мощности на счёт Часовых так и не поступили. Ну, видит Партия, не я начал эту войну…

Подготовка к «мотору» интервью заняла не более получаса. Клавдия Леонтьевна, как настоящая гостеприимная хозяйка, всё подготовила заранее. Величественный главный холл башни Часовых блестел наполированным мрамором, бронзовые статуи Часовых прошлого отдавали свежей патиной и полиролью. Мебель расставлена, свет и электричество — тоже были выставлены в лучшем виде. И даже пузатый чайник в окружении баранок и пряников гордо пыхтел из носика паром.

Мои новые воспитанники также не подвели. Как ушли одной группой, так одной группой и вернулись. Все счастливые, полные эмоций, но, прекрасно понимая важность момента, тихие и скромные. Про себя, кстати, отметил, как с момента знакомства повзрослели мои Борис и Лиза.

Отрадно.

Я сидел во главе стола и держал в руках тетрадь. Толстая, на 96 листов, в чёрной обложке под кожу, с пришитой ленточкой-закладкой. В ней было всё. Мои планы на последние дни, важные записи и вопросы, которые необходимо уточнить, краткие заметки по отличившимся студентам и мысли о том, как таланты этих отличившихся стоит применить в будущем. Но самое главное — на последних страницах в ней находились тезисы.

Мои орлы, как это и водится, сидели по обе руки и, как это водится, нервничали. Лиза молча изучала свои ногти, а вот Борис, наоборот, тараторил за двоих. Пятый… По его лицу вообще было сложно прочитать эмоции. Словно гранитный лик героя с памятников на Мамаевом Кургане! А вот Цлав и Толмацкий, наоборот, раскрепощённо, под чаёк, занимались уничтожением популяции баранок. И не могу не отметить, космодесантники имели в этом определённый успех!

Неспешно выставив свет, оператор подошёл к Джозефу и что-то прошептал ему на ухо. Тот ему тветил, и уже через пару секунд на всех четырёх камерах загорелись красные лампочки. По пустому и величественному главному залу башни Часовых пронеслось заветное: «Камера! Мотор!» — и только это заставило меня оторваться от записей в тетради.

Кто-то однажды сказал: «Лучшие интервью — это те, в которых тебе не нужно ничего продавать». Что ж, надеюсь, он ошибался, потому как сегодня на этом интервью я, не мелочась, намеревался продать людям всей «Земли 1» Свою Идею! И имя этой идеи — «Часовые»!

— Хоть мы уже и познакомились, пока готовились к съёмкам, но хотел бы сделать это вновь. Так сказать, для наших зрителей, — улыбаясь самой интеллигентной улыбкой, поприветствовал меня Джозеф. — Итак, Мэлс Игоревич, я слышал, ваши студенты зовут вас только Сумраком… Но я не отношусь к их числу, поэтому хотел узнать, как к вам обращаться?

— Ну-у-у… — протянул я, изобразив задумчивость. — Обращаться ко мне лучше на коленях. (хехе) Шучу. Ну а если кто как вам, Джозеф, будет удобнее, всё-таки сегодня вы гости всех Часовых.

— Приятно слышать, Мэлс, — улыбнулся он и, поправив очки, заглянул в свои конспекты. — Ну и раз уж наше интервью сразу переросло в встречу без галстуков, позволь первый вопрос? Почему ты сам стал инициатором этого открытого обращения?

— Джозеф, ты самый именитый и авторитетный журналист старой эпохи. У тебя огромная аудитория, и, не буду скрывать, я выбрал тебя ради открытой площадки. Но об этом позже.

Подобной откровенности редактор Times явно не ожидал и даже приподнял очки с самым проницательным взглядом.

— Почему?

Я улыбнулся.

— Потому что десерт, Джозеф, подают в конце трапезы. Понимаю, что многие хотели бы сразу услышать то, ради чего я прервал абсолютно всю публичную деятельность. Но прошу подождать. Обещаю, вы будете не разочарованы. Следующий вопрос.

— А ты умеешь интриговать! — расхохотался журналист.

Дело пошло, так что я даже позволил себе неторопливо снять галстук. Джозеф же с любопытством разглядывал в моих курсантов.

— Вижу, что на интервью ты явился не один! Как я понимаю, это всё кадеты твоей Академии?

— Именно так. Сегодня с нами те, кто отличился на последнем задании, — кивнул я в ответ.

Чёрт подери, я только сейчас вспомнил, что Джозеф Вайс был в аэропорту и уже пытался брать у меня интервью. Правда, тогда я находился в образе Ждановой, но это неважно. Главное, что сама судьба, не иначе, сделала из журналиста Times реального свидетеля нашей работы!

И от этого было немножко страшно. Мало ли чего он мог увидеть и какие выводы сделать. Откровенно врать о том, как мы безоговорочно всех победили, не выйдет.