Третий из троицы Часовых: невысокий, но жилистый парнишка со слегка азиатскими чертами лица издевательски хмыкнул на поведение напарницы. Cпину парня оттягивал большой рюкзак, больше похожий на чемодан с лямками. Ноша явно тяготила его плечи. Но парень не унывал, ведь сбылась его детская мечта: Борис Голубчиков, сын простого тракториста из глухой Пензенской глубинки — Т-путешественник!

— Часовые! — Сумрак напустил строгости в голос. — Вы забыли инструкции?! Сверить юниверс-астролябии!

Едва прозвучала команда, вся троица защелкала пристёгнутыми к руке наруч-часами. Человек неосведомленный описал бы их как кожаный наруч с прикрученным к нему серебряным портсигаром. Но если же приглядеться, можно было заметить некоторые странности.

На литой крышке юни-часов красовался ещё не до конца забытый в России герб: Серп и Молот, которые с обеих сторон «обнимали» пшеничные колосья. В центре щит, над изображением планеты Земля, карманные часы и меч — герб спецподразделения «Ч».

Под крышкой не было стандартного циферблата в привычном его понимании.

Во-первых, циферблатов было сразу два. Один рассчитывал время «местной Земли». Второй же показывал время «Земли 1» — родного мира этой троицы. Рядом с расположенными один над другим циферблатами была закреплена сложной формы колба с слабо светящейся красной ртутью. Опасно, конечно, но красная ртуть — единственный способ запихнуть анализатор Перельмана-Ландау в столь маленькое устройство. А без него вычислить отклонения в постоянной Планка и дельту коэффициента хроно-потока чужой вселенной невозможно.

Но, не привыкать. Вся жизнь Часового — один сплошной риск.

Рядом с циферблатами присутствовали ещё несколько разного вида датчиков, счётчиков и шкал. В общем, под корпусом устройства размерами не больше пепельницы находился весь необходимый инструментарий путешественника по вселенным.

Да и сама юниверс-астролябия, наряду с фирменным чёрным мундиром, белыми перчатками и кортиком Часовых, стала чем-то вроде символа их ремесла, порой, заменяя любое удостоверение.

— Часовой-инженер Голубчиков, отчёт, — не отрываясь от показаний юниверс-астролябии, скомандовал Сумрак.

— Данный мета-мир относятся к пятой категории населённых миров, и носит индекс «Земля 505». Скорость света в вакууме — без отклонений. Гравитационная постоянная имеет незначительную погрешность в два с половиной ньютон-пунктов.

— Хорошо, старший сержант Голубчиков, — одобрительно кивнул Мэлс и повернулся уже к девушке. — Продолжайте…

— Ммм… — не ожидая такого, протянула вчерашняя лётчица, капитан экипажа в СССР и кандидат в академию «Часовых» Елизавета Гагарина.

— Продолжите отчёт, младший лейтенант, — продолжал давить на девушку Старший Часовой. — Постоянная Больцмана, постоянная теплопроводности вакуума…

Молодая, но уже успевшая заявить о себе военная летчица была готова расплакаться. Аура, которую источал Мэлс Сибиряк подавляла ее женское самообладание.

— Постоянная Планка… — отвлекая старшего группы воскликнул инженер. — Она на 505 АмоЛюксов выше показателей «Земли 1»!

— Именно поэтому мы с Часовой «Охотницей» и назвали эту вселенную «Землёй 505», — одобрительно кивнул парнишке Сумрак. — Поздравляю, студенты, вам посчастливилось попасть на единственную известную мета-Землю с полным отсутствием Нуль-элемента!

Студенты с улыбкой переглянулись. Восемьдесят лет назад мечтой любого советского школьника было: побывать в Артеке, записаться в колонисты на Марс и стать Космонавтом. Борис в свои неполные двадцать два выполнил всё, кроме Артека. В детстве не повезло.

Лиза же предвкушала момент, чтобы отличиться. Ведь «Первая женщина Часовой» звучит даже круче чем «Первая женщина-капитан линкора»!

— Что дальше, знаете? — окликнул практикантов Сумрак.

Борис поднял руку и произнес.

— Я выставляю Маяк, выпускаю «шмелей» из разведкомплекта дронов и разворачиваю экспедиционный модуль.

Часовой кивнул, и Борис, сбросив с плеч квадратный рюкзак, ввёл числовой код. Невзрачный квадратный рюкзак, больше похожий на чемодан с лямками, загудел своими механизмами. Верхняя крышка развернулась, явив фасетчатую полусферу Маяка.

С боков открылись маленькие окошки, из которых выпорхнула стайка разведывательных «шмелей», и, шелестя лопастями, рой электронных разведчиков растворился в февральском небе Москвы.