Шрифт:
А дальше началась, что называется, попытка намекнуть на тон будущего разговора. Оставив меня у дверей в обществе только почётного караула, какой-то местный менеджер сообщил, что меня пригласят.
Сообщил и удалился, давая, так сказать, обдумать и свыкнуться с мыслью о том, что сейчас меня, как главу Часовых, ждёт порка.
Я же на этот счёт имел совсем иное мнение.
— Раз, два, три — морская фигура отомри! — улыбнулся я, глядя на почётный караул. Но эффекта это, разумеется, не возымело. Пришлось повторить.
— Я же говорю, расслабьтесь, парни! Нечего передо мной тянуться!
Но оба караульных остались стоять, хоть на их лицах и появился лёгкий проблеск улыбки.
— Так-то лучше, — улыбнулся и я, а потом резко поднялся с жутко неудобного стула. — А теперь отойдите, пойду развеселю и членов политбюро!
Признаться, это был краеугольный момент. Если бы караул начал сопротивляться, неизбежно пришлось бы пустить в ход угрозы. А этого не хотелось. В конце концов, парни ни в чём не виноваты, им просто не повезло нести вахту сегодня.
Ну или повезло. Это уж как посмотреть.
Едва я приблизился к дверям, как караульные, будто по сигналу, отошли в стороны. Я одобрительно кивнул.
— Если за это вам прилетит — валите всё на меня! — с улыбкой обнадежил я парней. — Вы же знаете этого Сумрака! Его привели, он сел, а дальше — не помню! — подмигнул я ребятам. — А если не прокатит и вас всё же попрут — приходите в башню Часовых. Я предупрежу Клавдию Леонтьевну.
Караульные — двое статных молодых парней, похожих друг на друга, как близнецы — впервые позволили себе вольность. А именно, быстро переглянулись.
Восприняв этот жест как условное «да», по-хозяйски, с ноги, я распахнул двери в кабинет с уже заседавшими там членами политбюро!
— Я так понимаю, власти о моём визите не предупредили? — разогнав себя, я невольно вспомнил ту дворовую пацанскую «бычку».
Руки в карманах, где обычно лежит кастет, походка плавная и нарочито расслабленная, а вот плечи приподняты. Что называется, в нетерпении, когда ноги сделают два быстрых шага вперед, а руки — исполнят заученную ещё в восьмом классе боксёрскую «двоечку».
Но нет. Разумеется, сегодня никого бить я не собирался. Сегодня мы будем делать больно немного иначе.
— Что? — подскочил с кресла ещё молодой, но довольно корпулентного телосложения мужчина.
Ночь моего восстановления в капсуле, которую Лиза вспоминает не иначе как «пытка вопросами», не прошла даром, и память услужливо подкинула имя: «Владимир Длинных — кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС».
Ей-богу, я таких озарений со студенчества не испытывал!
Причём эффект оказался не разовый, и, переводя взгляд с одного присутствующего на другого, я неизменно вспоминал «ху» из присутствующих «из ху»!
И так, слева направо:
Михаил Барагозин — Генеральный секретарь ЦК КПСС;
Виктор Григорьев — член Политбюро, первый секретарь Московского городского комитета КПСС;
Егор Лихоимцев — член Политбюро;
Николай Рогожев — член Политбюро, Председатель Совета Министров СССР;
Сергей Ежов — член Политбюро, министр обороны СССР;
Михаил Сеннов — член Политбюро, председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС;
Эрик Комласс — постоянный представитель СССР в ООН;
Гейдар Алишеров — кандидат в члены Политбюро, первый заместитель председателя Совета Министров СССР.
И самый крайний, видимо, и по значению тоже, уже знакомый и почти родной, сидел Виталий Заворотнюк — член Политбюро, председатель Совета Министров РСФСР.
— У нас вообще-то совет! — пустив в голос «петуха» возмущённо заверещал Заворотнюк.
Я же, наоборот, положил руку на его субтильное плечо и слегка надавил.
— Ну-ка сядь.
Заворотнюк сел. Всё это происходило под звенящую тишину и гробовое молчание всей верхушки СССР! Что сказать, приятно, когда тебя уважают!
Тут на глаза мне попался стул, видимо, предназначенный как раз для моей персоны. Красивый и резной, он был жутко неудобен. Заявляю я это со всей ответственностью, ведь именно на таком резном и неудобном стуле я и сидел только что за дверями приёмной.
Поэтому товарищу Заворотнюку пришлось потрудиться ещё раз.
— Я передумал, — хлопнул я его по плечу. — Твоё кресло удобнее, вставай!
— Вы что себе позволяете, Часовой? — вмешался в наш диалог сам Барагозин!
Ну вот!