Шрифт:
– - Просто я небо люблю, -- сказал Гребенщиков устало.
Сквозь лес юпитерных штативов Саша вдруг зацепил взгядом в дальнем углу какую-то до боли знакомую форму. Извиняясь и спотыкаясь о кабели, он протиснулся сквозь толпу к вывеске "ОБЪЕКТЫ". Под ней, между гипсовым монстром с гиганской, расползающейся по полу челюстью, и сложной решетчатой конструкцией из костылей, на невысоких постаментах возлежали экструдерные сбросы. Те самые полурастекшиеся, шишковатые пластмассовые шматы, родные братья которых безвестно коротали свой век на земляном полу в углу щигринской трапезной.
Эти же, прорвавшиеся к свету и славе, в отличие от своих тусклокоричневых родственников, радовали глаз яркими цветами, красным, желтым и небесно голубым. Никаких следов руки человеческой на них не обнаруживалось.
Рядом на стене висела скромная табличка: "ПОМЁТ ДРАКОНИЙ".
...
– - А не потому ли вы только небо рисуете, спрашивают наши телезрители, что больше ничего не умеете?
– - донесся до Саши голос из круга света.
– - Не потому.
– - тихо ответил бард.
49.
Вести с фронтов
Первым же залпом Большой
Берты полипропиленовая,
повышенной ударной вязкости,
морозостойкая бронеплита,
установленная Борисом
Вениаминовичем поверх
листового железа с целью
амортизации, была
разнесена вдребезги.
50.
Евстифеев не врал. Точнее не совсем. Никакого крупномасштабного производства он, конечно, развернуть не мог. Все, что он сумел, это найти и заинтересовать небольшой полиграфический кооператив "детпечать". Основная продукция их была книжки-раскраски и картонные макеты самолетов "сделай сам".
– - Это очень хорошее начало, -- кричал он в трубку, объясняя Саше подробности, -- конечно не красное дерево, но лиха беда. Вам надо сделать бумажные макеты.
– - Что ж, хоть шерсти клок, -- ответил тот.
– - Что вы сказали?
– - переспросил предкооператива "телефонд", -- я вас очень плохо слышу!
– - Я говорю, златорунной овце в зубья не смотрят, -- проорал Саша в трубку, -- нарисуем, коль партия приказывает.
– - Очень хорошо, очень хорошо, -- продолжал Евстифеев, -- они уже предоставили художника-оформителя обложки, зовут Феликс, пишите адрес...
Феликс жил и творил в мастерской, представлявшей взору вошедшего дикое смешение антиквариата, лавки художественных принадлежностей и ночлежки. Мастерская была перегорожена случайным образом заляпаными краской занавесками, там и сям встречались короткие лесенки, ведущие то вверх, на дощатые помосты, то вниз, в какие-то обнижения пола, если здесь вообще был пол. Справа виднелась тахта, беспорядочно забранная разноцветными лоскутами. Там, похоже, кто-то спал.Если бы Сашу попросили набросать план этого гнездилища живописца, результат был бы плачевным.
Невдалеке от входа на станке стояло крупное произведение. На фоне растворяющегося в белесом небе жнивья была изображена невесомая, почти не касающаяся пыльной грунтовой дороги, фигура в легком, полупрозрачном пеньюаре, удаляющаяся от зрителя вдаль с большим цинковым ведром в руке. Фигура была излишне наклонена вперед, что еще больше усиливало впечатление невесомости. Все в картине было нечетко, зыбко, не было точных контуров, ни одна форма не была пролеплена ясно, кроме ведра. Ведро же поражало фотографической достоверностью, видна была каждая заклепка и даже легкий рисунок молотковой краски на боках.
– - Как впечатление неподготовленного зрителя?
– - спросил вынырнувший откуда-то хозяин.
Феликс не был похож на художника. Точнее, на тот образ, который всплывает в сознании при слове "художник". Он был аккуратно пострижен, гладко выбрит и одет в обычный костюм с рубашкой и галстуком.
– - Интересно написано, а это означает что-то, или так, свободное излияние?
– - спросил Саша.
– - Ха!
– - ответил Феликс, -- еще как означает! Это полотно писано на заказ для фойе дома культуры. Да Винчи можешь ты не быть, но пищу потреблять обязан. Называется "Доярка, направляющаяся на утреннюю дойку".
– - Дом культуры где расположен?
– - осведомился неподготовленный зритель.
– - За углом.
– - Тогда может и пройдет. Если, конечно, доярки туда случайно не заглянут. Боюсь, что они свою не признают. Хотя подойник очень реалистично подан.
– - Я тебе говорила, четче рисуй.
– - раздался голос с тахты. Там чиркнули спичкой, и поднялся сизый клуб сигаретного дыма.
– - Зарубят, как пить дать!
– - Спи, родная, -- отозвался Феликс, -- есть пределы, до которых мастер может терять лицо. Верно, молодой человек?