Шрифт:
И мы на берегу очнулись в брызгах пены. Неспешно, как из форм иного бытия, Являлся внешний шум и выступали стены, Сливалось медленно с действительностью «я».
Когда ж застенчиво, лицо в густой вуали, На улицу за мной ты вышла из ворот, Еще был яркий день, пролетки дребезжали, И люди мимо шли – вперед, вперед…
1 июня 1901 В Дамаск Губы мои приближаются К твоим губам, Таинства снова свершаются, И мир как храм.
Мы, как священнослужители, Творим обряд. Строго в великой обители Слова звучат.
Ангелы, ниц преклоненные, Поют тропарь. Звезды – лампады зажженные, И ночь – алтарь.
Что нас влечет с неизбежностью, Как сталь магнит? Дышим мы страстью и нежностью, Но взор закрыт.
Водоворотом мы схвачены Последних ласк. Вот он, от века назначенный, Наш путь в Дамаск!
1903
Гиацинт С. Л. Полякову Словно кровь у свежей раны, Красный камень гиацинт Увлекает грезу в страны, Где царит широкий Инд;
Где в засохших джунглях внемлют Тигры поступи людей И на мертвых ветках дремлют Пасти жадных орхидей;
Где, окованная взглядом, Птица стынет пред змеей И, полны губящим ядом, Корни пухнут под землей.
Сладко грезить об отчизне Всех таинственных отрав! Там найду я радость жизни — Воплотивший смерть состав!
В лезвее багдадской стали Каплю смерти я волью, И навек в моем кинжале Месть и волю затаю.
И когда любовь обманет, И ласкавшая меня Расточать другому станет Речи нег на склоне дня, —
Я приду к ней с верным ядом, Я ее меж ласк и чар, Словно змей, затешу взглядом, Разочту, как тигр, удар.
И, глядя на кровь у раны (Словно камень гиацинт!), Повлекусь я грезой в страны, Где царит широкий Инд.
20 декабря 1900 Подражание Гейне Мне снилось, я в городе дальнем, Где ты истомилась одна. Твой мальчик прохожего встретил, Сказал мне, что мама больна.
К тебе я вошел, как безумный, Шепнула ты мне: наконец! И слышалось четко биенье Двух слишком счастливых сердец.
Я сел на скамью у кровати, И сердце мне сжала тоска: Бледны исхудалые щеки, Бледна и прозрачна рука.
Твой муж, и сестра, и сиделка — Все вдруг отошли к стороне, И я целовал твои руки, И ты улыбалася мне.
И ты мне сказала: «Мой милый, Мы точно голубки в грозе», — К тебе я прижался, рыдая, И плакали, плакали все.
В слезах я проснулся безумный, Кругом темнота, тишина, И город далек, где томишься Ты в тяжком недуге одна.
1 июля 1901 Прощальный взгляд Я сквозь незапертые двери Вошел в давно знакомый дом, Как в замок сказочных поверий, Постигнутый волшебным сном.
Сквозь спущенные занавески Чуть проникали тени дня, И люстры тонкие подвески Сверкали бледно, не звеня.
И так шаги казались странны, Почти заглушены в коврах. Картины, темны и туманны, Терялись смутно на стенах.
Я встретил взгляд без выраженья Остановившихся часов. Полузасохшие растенья Стояли стражей мертвецов.
Я заглянул… Она смотрела, Как тихо догорал камин. Зола каких-то писем тлела, Но в воздухе дышал жасмин.
На платье белое – все реже Бросали угли отсвет свой. Она вдыхала запах свежий, Клонясь все ниже головой.
И, не веселый, не печальный, Я скрылся, как вошел, без слов, Приняв в гостиной взгляд прощальный Остановившихся часов.
25 декабря 1901 К близкой Предстанет миг, и дух мой канет В неизмеримость без времен, И что-то новое настанет, И будет прах земли как сон.
Настанет мир иных скитаний, Иных падений и высот, И, проходя за гранью грани, Мой дух былое отряхнет.
Воспоминанья все утратит, В огне небес перегорит И за познанье тайн заплатит Забвеньем счастья и обид.
И вот, как облако влекомый, Молчанье строгое храня, Я вдруг завижу лик знакомый, И трепет обожжет меня.
В моей душе преображенной, От всех условий бытия, Как мысль от тени, отрешенной, Восстанет вся любовь моя,
Весь круг бессилия и счастья, Все дни, что вечностью прошли, Весь вещий ужас сладострастья, Вся ложь, вся радуга земли!
И словно вновь под сводом звездным, С своей бездонной высоты, Твое я имя кину к безднам, И мне на зов ответишь – ты!
1903
Пытка Эта боль не раз мной испытана, На кресте я был распят не раз, Снова кровью одежда пропитана И во взорах свет солнца погас.
Члены пыткой злой обессилены, Я во прахе кровавом – как труп. Выжидают мгновения филины, Опустившись на ближний уступ.
Но, чем мука полней и суровее, Тем восторженней песни хочу, И кричу, и пою славословия, Вечный гимн моему палачу.
