Наконец, без сил, без слов, Дрожь в руках и взоры смутны, Я заслышу жданный зов — Быть подругою минутной.

Я пойду за ним, за ним В переулок опустелый, Черный плащ его, как дым, Пеплум мой, как саван белый.

Я войду к нему, к нему… О, скорей гасите свечи! Я хочу вступить во мглу. Свет померк, померкли речи.

Кто-то… где-то… чьих-то рук Слышу, знаю впечатленья. Я хочу жестоких мук, Ласк и мук без промедленья.

Набегает сумрак вновь, Сумрак с отсветом багряным, Это ль пламя? это ль кровь? Кровь, текущая по ранам?

Ночь – как тысяча веков, Ночь – как жизнь в полях за Летой. Гасну в запахе цветов, Сплю в воде, лучом согретой…

…В прорезь узкого окна Глянет утро взором белым. Прочь! оставь! – иду одна Переулком опустелым.

Сладко нежит тишина, С тишиной роднится тело, Стен воскресших белизна Оттеняет пеплум белый.

15 октября 1900 Помпеянка «Мне первым мужем был купец богатый, Вторым поэт, а третьим жалкий мим, Четвертым консул, ныне евнух пятый, Но кесарь сам меня сосватал с ним.

Меня любил империи владыка, Но мне был люб один нубийский раб, Не жду над гробом: «casta et pudica»[288] Для многих пояс мой был слишком слаб.

Но ты, мой друг, мизиец мой стыдливый! Навек, навек тебе я предана. Не верь, дитя, что женщины все лживы: Меж ними верная нашлась одна!»

Так говорила, не дыша, бледнея, Матрона Лидия, как в смутном сне, Забыв, что вся взволнована Помпея, Что над Везувием лазурь в огне.

Когда ж без сил любовники застыли И покорил их необорный сон, На город пали груды серой пыли, И город был под пеплом погребен.

Века прошли; и, как из алчной пасти, Мы вырвали былое из земли. И двое тел, как знак бессмертной страсти, Нетленными в объятиях нашли.

Поставьте выше памятник священный, Живое изваянье вечных тел, Чтоб память не угасла во вселенной О страсти, перешедшей за предел!

17 сентября 1901 Путник По беломраморным ступеням Царевна сходит в тихий сад — Понежить грудь огнем осенним, Сквозной листвой понежить взгляд.

Она аллеей к степи сходит, С ней эфиопские рабы. И солнце острый луч наводит На их лоснящиеся лбы.

Где у границ безводной степи, Замкнув предел цветов и влаг, Стоят столбы и дремлют цепи, — Царевна задержала шаг.

Лепечут пальмы; шум фонтанный Так радостен издалека, И ветер, весь благоуханный, Летит в пустыню с цветника.

Царевна смотрит в детской дрожи, В ее больших глазах – слеза. Красивый юноша-прохожий Простерся там, закрыв глаза.

На нем хитон простой и грубый, У ног дорожная клюка. Его запекшиеся губы Скривила жажда и тоска.

Зовет царевна: «Брат безвестный, Приди ко мне, сюда, сюда! Вот здесь плоды в корзине тесной, Вино и горная вода.

Я уведу тебя к фонтанам, Рабыни умастят тебя. В моем покое златотканом К тебе я припаду, любя».

И путник, взор подняв неспешно, Глядит, как царь, на дочь царя. Она – прекрасна и безгрешна, Она – как юная заря.

Но он в ответ: «Сойди за цепи, И кубок мне сама подай!» Закрыл глаза бедняк из степи. Фонтаны бьют. Лепечет рай.

Бледнеет и дрожит царевна. Лежат невольники у ног. Она растерянно и гневно Бросает кубок на песок.

Идет к дворцу аллеей сада, С ней эфиопские рабы… И смех чуть слышен за оградой, Где степь, и цепи, и столбы.

1903

Решетка Между нами частая решетка, В той тюрьме, где мы погребены. Днем лучи на ней мерцают кротко, Проходя в окно, в верху стены.

Между нами кованые брусья, Проволок меж них стальная сеть. До твоей руки не дотянусь я, — В очи только можем мы смотреть…

Тщетно ближу губы сладострастно, — Лишь железо обжигает их… Смутно вижу, в полутьме неясной, У решетки – очерк губ твоих.

И весь день, пока на темной стали Там и сям мелькает луч дневной, В содроганьях страсти и печали Упиваюсь я тобой, ты – мной!

Нас разводит сумрак. На соломе Мы лежим, уйдя в свои углы; Там томимся в сладострастной дреме, Друг о друге грезим в тайне мглы.

Но опять у роковой преграды Мы, едва затеплятся лучи. И, быть может, нет для нас отрады Слаще пытки вашей, палачи!

28 сентября 1902 У моря Когда встречалось в детстве горе Иль беспричинная печаль, — Все успокаивало море И моря ласковая даль.

Нередко на скале прибрежной Дни проводила я одна, Внимала волнам и прилежно Выглядывала тайны дна:

На водоросли любовалась, Следила ярких рыб стада… И все прозрачней мне казалась До бесконечности вода.

И где-то в глубине бездонной Я различала наконец Весь сводчатый и стоколонный Царя подводного дворец.