Поругалась с дядей, положившим глаз на твои сундуки с богатством? Теперь ты не просто попаданка, а злая женщина с испорченной репутацией, и можно не ограничивать себя ни в чём — купи домик у старосты деревни, призови демона, чтобы обустроить быт. Что значит, демоны не для растопки очага? Пусть работает, пока ты пьёшь чай и слушаешь сплетни о бунте в столице и странном красавце-флейтисте, недавно появившемся в окрестностях села.
Глава 1
Нестерпимо яркая слепяще-белая вспышка бьет по глазам.
Долгий миг мне кажется, что я растворяюсь в небытии, таю, как как шарик сливочного масла, брошенный в раскаленную сковороду, и что-то обжигающее бежит по венам, словно кровь превратилась в жидкое электричество.
— Очнитесь, юная госпожа, очнитесь же! — Глухие причитания, раздавшиеся над самым ухом, настолько чужды захватившему меня нереальному вневременью, что сбивают с толку.
— А… — Я невольно прислушиваюсь к осипшему голосу.
Обращаются явно ко мне, но с каких пор я стала госпожой, и не просто госпожой, а именно юной?
Женщина надсадно кашляет и продолжает причитать:
— Не шутите так со старухой, юная госпожа, открывайте глаза. Я вижу, как дрожат ваши самые прекрасные на свете ресницы. Ну же, юная госпожа, смилуйтесь!
Кто она?
А я кто? И где?
Ладонь ощущает грубый ворс, под спиной что-то жесткое, голова лежит на пахнущем травами валике. Воздуха не хватает, душно.
— Юная госпожа очнулась? — слышится новый, теперь мужской голос.
— Не уберегли. — Женщина кашляет, всхлипывает.
— Что? Смеешь проклинать юную госпожу?!
О чем он? Обвинение грозное, и я интуитивно чувствую, что спор закончится плохо, открываю глаза, смаргиваю.
Я будто в большой коробке — вокруг сумрачно и тесно.
— Юная госпожа!
— Да… — Я опираюсь на локоть, приподнимаюсь и пережидаю приступ дурноты.
Кто сейчас меня звал?
В первое мгновение мне даже показалось, что ко мне обратился кто-то третий, пока до меня не доходит, что это все та же называющая себя старухой женщина, только ее голос преобразился до неузнаваемости, настолько мое пробуждение ее осчастливило.
Аж неловко становится.
В окружающем сумраке трудно рассмотреть лицо женщины, но все равно видно, что она немолода: сухая кожа в изломах морщин, туго собранные волосы серебрятся сединой, сутулые плечи будто придавлены тяжестью прожитых лет.
Она поспешно и угодливо подает мне руку, помогает выпрямиться, а сама опускается на пол у моих ног.
В голове до сих пор пусто, логические цепочки собираются с трудом, и я начинаю с самого простого. Женщина меня знает, это факт. Она моя служанка? Почему из всех возможных вариантов мне на ум пришел именно этот? Из-за ее поведения?
— Что произошло? — спрашиваю я и не узнаю себя. Разве хрустальный звон ручейка мой? У меня же самый обычный голос…
— Юная госпожа? — Мужчина снаружи напоминает о себе зычным окликом.
Я наконец осмысленно окидываю взглядом пространство — нутро большой коробки. Через узкий проход два обитых войлоком сиденья, на одном из которых я и очнулась, слева полузашторенное окошко, а справа дверца, тоже с окном и шторкой. Полагаю, я в экипаже? Мысль странная. С какой стати я думаю про крытую повозку? Это ведь не что-то, что в обиходе?
Выглянув, я обнаруживаю обступающий грунтовую дорогу лес и на обочине распростертое в дорожной пыли тело. Из груди торчит рукоять клинка, утопленного на полную длину лезвия…
Меня пробирает мороз. К открывшемуся зрелищу я была не готова.
Да где я и что происходит?!
Только что на экипаж напали и атака была отбита, верно? Кажется, я вспомнила удары клинков, свист стрелы и ослепительную вспышку. Это воспоминания или игра воображения?
— Юная госпожа, вы побледнели…
— Я в порядке, — заверяю я.
Как она может в этом сумраке видеть?
— Юная госпожа очнулась, и ей уже лучше. — Женщина высовывается из экипажа и на свой лад повторяет мой ответ, хотя я сказала достаточно громко, чтобы меня услышали.
— Скорейшего восстановления юной госпоже!
Судя по приглушенным шагам, мужчина отходит. Я слышу, как он начинает раздавать указания и снаружи завязывается возня поспешных сборов.
Мы с женщиной остаемся наедине.
Наверное, проще всего прямо сказать, что я вообще ничего не понимаю, но чуйка противится откровенности. Откуда я знаю, как окружающие меня люди отреагируют на признание? Все такое странное, незнакомое. Или, наоборот, знакомое? Почему я чувствую себя самозванкой?
Беспамятство начинает не просто напрягать, а пугать.
— Почему я потеряла сознание? — повторяю я вопрос.
— А… — Она смотрит на меня растерянно. — Юная госпожа, вы перенапряглись.
Каждый раз подчеркивать, что я юная, обязательно? Вероятно, да.
Ее ответ для меня пустой и бесполезный.
Попробовать иначе?
— Нам еще… долго ехать?
— Немногим дольше, юная госпожа, не беспокойтесь. Сейчас спрошу, когда мы тронемся.
Я одобрительно киваю, и женщина, опершись о второе сиденье, грузно, с трудом поднимается. Лишь когда она выбирается наружу и закрывает за собой дверь, я понимаю, что отпустить ее было плохой идеей, потому что меня накрывает паника. Пульс подскакивает, дышать становится тяжело, и мне уже кажется, что я задохнусь.