— Подайте обед на двоих, — распоряжается папа.

— На троих, — уточняю я.

— Да, на троих. Я тоже не сообразил.

— У вас восхитительный сад, дорогой тесть. — Шаоян словно из воздуха появляется. — Я немного огляделся. Надеюсь, вы не возражаете?

Зараза!

Обязательно появляться именно таким образом? Еще и улыбается своей неповторимой насмешливой улыбкой. Вот зачем сообщать новости таким образом?

— Господин заклинатель назвал меня тестем? — Папа замирает, я чувствую, как напрягается его рука.

— Хотя светлый мастер Дэшен не привлек меня в качестве супруга, — поспешно объясняю я, — мне понравился его младший брат, и мы… обменялись тремя поклонами.

Мы действительно поклонились небу и земле, табличкам с именами предков Шаояна и друг другу — настоящая свадьба, хоть и без сложных церемоний, пирующих гостей, льстивых поздравлений и горы сомнительных подарков, которые потом еще замучаешься записывать в книгу учета.

— Дорогой тесть, — Шаоян кланяется, — ваша прекрасная дочь… меня похитила.

Пфф, подумаешь, призвала и печать поставила.

— Юйлин? — ошарашенно переспрашивает папа.

— Шаоян не возражал ни против похищения, ни против брачных уз, — пожимаю я плечами.

— Как бы я посмел? — притворно пугается Шаоян, в глазах его пляшут смешинки.

Помедлив, папа решает отложить расспросы и жестом приглашает нас в поместье. Ну да, было бы странно предлагать нам обед в переднем павильоне, предназначенном для приема гостей: я родная дочь, а Шаоян, хоть папа и видит его впервые в жизни, теперь считается близким родственником.

Только вот папа, кажется, совсем не рад переменам. Его явно тревожит резкая смена моего настроения. То противилась браку с небожителем, то вдруг раз — и стала супругой брата несостоявшегося жениха…

Подавшись к папе ближе, я шепотом поясняю:

— Мы познакомились еще до того, как я узнала о твоем ранении и попросила помочь мне вернуться в столицу. Кстати, — я чуть повышаю голос, — как твоя рука?

— Гораздо лучше. Хотел бы я сказать, что не осталось ни следа, но нет, розовая полоса еще держится.

Папе становится заметно спокойнее. Уверена, он сам додумал, что настоящей причиной моего недавнего упрямства и был Шаоян, а разубеждать я не буду. Немного… грустно, что время, когда я была готова говорить с папой о чем угодно и не хранила от него секретов, осталось в прошлом.

Может, рассказать о своем перерождении? А зачем? Я больше не маленькая девочка, чтобы ждать одобрения и похвалы.

Постепенно напряжение уходит, атмосфера становится более расслабленной. Петляют дорожки, завязывается ничего не значащий разговор. Шаоян восхищается цветами и изяществом беседок, в которых наверняка приятно сыграть партию вейци. Папа хвалит музыкальные таланты Дэшена и спрашивает, какие искусства освоил Шаоян, и Шаоян, как этого требует этикет, отговаривается, что способности и навыки у него совсем скромные…

— Кажется павильон «Тихой луны» вам особенно понравился, дорогой зять?

— Мастерство зодчего поразительно, — соглашается Шаоян, хотя в беседке, окруженной разросшимися кустами роз, нет ничего особенного.

— Тогда почему бы нам не пообедать здесь? — Папа вроде бы проявляет заботу, но за гостеприимством чувствуется желание держать Шаояна подальше от жилого двора.

— С радостью! — Шаоян и бровью не ведет.

Мы устраиваемся за каменным столом, ничего не значащая болтовня продолжается. Вскоре слуги подают обед. Одна из девушек — пару лет назад она безуспешно пыталась привлечь папино внимание и стать его наложницей — шагает папе за спину с явным намерением прислуживать, но папа всех отсылает. Я успеваю заметить ее слегка обиженный взгляд.

Не удержавшись, я замечаю:

— Надо признать, мои новые служанки гораздо лучше знают правила.

— Спасибо за похвалу, дорогая супруга. — Шаоян накладывает в мою пиалу самые лучшие кусочки мяса, себе же берет самые мелкие.

Наблюдая за нами, папа вдруг улыбается:

— Кажется, вы идеально подходите друг другу. Что же, зять, пока моя дочь счастлива, мое сердце спокойно.

— Не беспокойтесь, тесть. Юйлин — жемчужина в моей ладони, я не позволю своей супруге терпеть никаких обид.

Шаоян прям лапочка, а не демон.

— Поскольку моя дочь вас выбрала, я доверюсь вам, — кивает папа, однако я успеваю заметить пробежавшую по его лицу тень.

Воцаряется молчание. Если Шаоян, словно не замечая перемены настроения, с самым беззаботным видом продолжает подкладывать мне лучшие кусочки, то папа уходит в себя. Разговор больше никто не поддерживает, а вскоре папа и вовсе откладывает палочки, что означает завершение обеда.

Убрав со стола, слуги подают чай и бесшумно отступают.