— Я заткну твой гребаный рот, если ты сам не можешь этого сделать! — ответил Эдди и прицелился Лютеру прямо в рот, чтобы затолкать слова ему прямо в глотку. Но Лютер уклонился и вместо этого нанес удар Эдди в бок, отчего тот споткнулся.

Насмешки Лютера не прекращались.

— Он хорош?

Разъяренный Эдди попытался восстановить равновесие и бросился на Лютера, повалив того на землю.

— Ты даешь ему в задницу или он?

— Пошел ты! — закричал Эдди и прижал его к полу.

Лютер улыбнулся сквозь кровь, которая текла из его разбитой губы.

— Нет, пошел ты! Потому что в том то все и дело, да? Ты хочешь пойти и трахнуть его, но тебе нужен предлог, потому что ты не можешь признаться себе в том, кто ты такой. Ты хочешь обвинить кого-то другого в том, что чувствуешь.

Эдди отстранился, тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем. Но желание драться покинуло его, как крысы покидают тонущий корабль. Он проиграл эту битву.

— Я слышал, они приставили к тебе наставника. Почему ты не спросил у него? Он бы сказал тебе то же самое, что и я. Это избавило бы тебя от ненужной поездки.

Эдди отвел взгляд и напрягся. Вытер кровь с лица тыльной стороной руки, пытаясь перевести дыхание.

Затем короткий смешок сорвался с губ Лютера.

— Ах, теперь понятно. Ты не можешь спросить у него, правда же? Ты не можешь спросить об этом у Томаса, потому что наш разговор о нем. Это его ты хочешь.

— Пошел ты! — прошипел Эдди и нажал кнопку рядом с дверью, чтобы его выпустили.

Через мгновение он оставил Лютера и тюрьму позади. Лютер прав? У него всегда были гомосексуальные наклонности? Эдди вспомнил свое раннее детство и своих друзей того времени.

Они с Ниной жили у приемных родителей, но его ранние годы в приемной семье не казались чем-то необычным. Эдди был таким же, как другие маленькие мальчики: любопытным. Разве не все дети любят играть в доктора и исследовать тела друг друга? Они с другим мальчиком иногда играли подобным образом, с любопытством прикасаясь друг к другу.

Конечно, это прекратилось, когда его приемная мать застукала их и отправила другого мальчика домой. Ему больше не разрешали навещать Эдди. А Эдди целую неделю запрещали смотреть телевизор. Это научило его, и он больше никогда так не делал.

Позже, когда он присоединился к школьной команде по борьбе, он всегда чувствовал себя неловко в раздевалке. В основном из-за того, что у него возникала эрекция в самое неподходящее время.

Это смущало его, и из-за этого другие мальчики часто не пускали его в душ, не желая, чтобы он присутствовал там, пока они мылись. Другие парни издевались над ним, потому что его тело совершало поступки, которые он не мог контролировать.

Тогда он бросил спорт, и Нина расстроилась из-за этого. Она обвиняла его в том, что он не может чего-то добиться. Конечно, Эдди не смог рассказать ей, что произошло на самом деле, потому что ни один пятнадцатилетний мальчик не обсуждал со своей сестрой сексуальные темы.

Тогда он пообещал себе, что больше ее не разочарует. Она боролась за то, чтобы получить опекунство над ним, чтобы уехать из последней приемной семьи, в которой они жили, хотя их приемный отец жестоко обращался с ней, и Эдди не хотел показаться неблагодарным и взвалить на ее плечи еще больше забот.

Были ли эти инциденты признаками его истинной природы? Истинной природы, о которой заявлял Лютер, проявившейся сейчас, потому что он был вампиром?

Неужели он так глубоко запрятал свои побуждения, что был совершенно слеп к их существованию?

Что произойдет, если он перестанет бороться со своими желаниями? Они разрушат его отношения с Ниной, дружбу с Томасом и ту жизнь, которую он построил для себя?

Станут ли люди относиться к нему иначе, если узнают? И самое главное, не посмотрит ли Нина на него с разочарованием в глазах?

Томас встал под душ и позволили горячей воде стекать по телу, как будто она могла смыть все тревоги. Еще одна ночь прошла без каких-либо признаков присутствия тех четырех вампиров, которые убили Серджио и его пару. И хотя умом он понимал, что не смог бы предотвратить эту трагедию, в глубине души чувствовал ответственность.

Он попытался переключиться, но это привело лишь к тому, что на первый план вышли другие мысли. Мысли об Эдди. Он не видел его всю ночь и, проверив список сотрудник, понял, что тот взял выходной. Самсон разрешил.

Странно, но ни Эдди, ни Самсон ничего ему не сказали. И Эдди уехал на своем мотоцикле, как только село солнце.

Томас потянулся к гелю для душа и намылился, смывая с себя масло, после того как несколько часов провозился с одним из мотоциклов. Это помогло ему сосредоточиться. Он должен что-то делать. Сидеть сложа руки и ждать, когда произойдет очередное злодеяние, было невозможно.