Выглядел мужчина ужасно: бледное лицо, как будто он давно не видел солнца; запавшие глаза, полные недоверия; трясущиеся руки, которые чиновник пытался спрятать, сложив в замок перед собой.

А вот взгляд был острым, пронизывающим, полным ненависти.

После короткого вступления, полного официальных слов и фальшивых любезностей, он не выдержал.

Суханов ударил кулаком по столу, чуть не опрокинув графин с водой.

— Пестов… — прошипел он, — вы слишком много на себя берёте. — Завод. Железная дорога. Кто вам дал право?

Я не ответил. Просто сел напротив, предоставив Сергею возможность начать объяснять технические детали.

Но губернатор снова перебил.

— Не позволю! Это моя колония! Здесь мои правила! Вы даже маршрут не согласовали!

Я не спорил, лишь наблюдал за ним с интересом.

А в голове чётко возникали симптомы термической хвори: постоянная температура, головные боли, полная потеря работоспособности в жару…

Спасибо тебе, Митя. Ты мне очень помог.

Суханов продолжал бушевать, повторяя одно и то же как заведённый:

— Не позволю! Это моя колония! Мои правила!

Когда он наконец замолчал, тяжело дыша, я медленно открыл свой портфель.

Глаза губернатора расширились, когда вместо документов я достал демонстрационный набор эликсиров.

Он сразу узнал флаконы.

Особенно тот, с зеленоватой жидкостью. У него в углу, на полке, стоял такой же, это был личный запас.

На глазах у изумлённого генерал-губернатора я взял пустой стакан, налил в него воды и с профессиональной точностью смешал три разных эликсира: одну каплю из первого флакона, две из второго и половину мерной пипетки из третьего.

Жидкость заиграла перламутровыми переливами, словно внутри пробудилась магия.

— Что это? — хрипло спросил губернатор Суханов, когда я пододвинул ему стакан с переливающейся жидкостью.

Я молчал. Только смотрел ему в глаза, сложив пальцы домиком перед собой.

Молчание тоже может быть оружием. Особенно если ты знаешь, что человек уже готов на всё ради облегчения.

Он бледнел на глазах, словно догадывался, но не хотел верить. Потом резко схватил стакан, с отвращением, которое быстро сменилось удивлением, понюхал содержимое.

— Это… ваши эликсиры? — голос мужчины дрожал.

Я лишь кивнул.

Больше ничего не нужно было говорить. Он и так знал цену этим пузырькам.

Минута напряжённого молчания.

И вдруг лицо Суханова исказилось от понимания.

Он наклонился ко мне, и я уловил запах болезни в дыхании.

— Вы… знаете? — прошептал мужчина.

— Могу помочь, — так же тихо ответил я, указывая взглядом на стакан.

Он залпом выпил смесь, скривившись от горького вкуса.

Откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.

Казалось, губернатор ждёт чуда. Или проверяет, не обман ли это.

Но чудо пришло.

Постепенно его лицо порозовело.

Глаза прояснились.

Ещё через три минуты перед нами сидел совершенно другой человек: бодрый, с ясным взглядом, уверенными движениями.

Даже плечи расправились, словно он забыл про болезнь.

— Чёрт возьми… — пробормотал Суханов, рассматривая свои руки. — Я снова чувствую себя… живым. Как раньше.

Я встал со стула и протянул руку.

— Позвольте представиться, барон Пестов Кирилл Павлович.

Суханов поднялся неуклюже, словно забыв, как двигается здоровое тело. Но крепко сжал мою ладонь.

— Генерал-губернатор Суханов Лев Иванович.

Повернувшись к Сергею, я снова представил его:

— Мой вассал Бадаев Сергей Петрович. Архитектор, инженер, исключительный специалист в вопросах строительства. Он подготовил технические аспекты проекта.

Сергей, растерянно моргая, встал и машинально пожал протянутую губернатором руку.

Пальцы Бадаева нервно постукивали по папке с чертежами, когда он начал объяснять.

— Протяжённость ветки от завода до телепорта — шестьдесят километров. Мы начнём работу уже через неделю. Весь маршрут планируем проложить за месяц…

Я вежливо прервал его:

— Благодарю, Сергей. Технических деталей достаточно. Будь добр, оставь нас с губернатором, чтобы мы могли обсудить экономические и политические аспекты.

Дверь за Сергеем закрылась с тихим щелчком.

Суханов откинулся на спинку кресла, наблюдая за мной с новым интересом.

Без прежней агрессии. Без истерики. Теперь в его взгляде читался лишь холодный расчёт.