Первый, написанный на немецком языке, — «Письмо к христианскому дворянству немецкой нации». В нём Лютер призывал к замене отдельного «первого сословия» «всеобщим священством»; тогда единственное различие между верующими будет заключаться в должности или функции. Светской власти — императору и князьям — предлагалось реформировать церковь принудительно. Этот призыв был также сильно окрашен национальным антироманизмом. Вторая работа — «О вавилонском пленении церкви» — написана на латыни, однако сразу же появился её перевод. Здесь Лютер подвергал критике систему церковных таинств как основу нечестивой «праведности по делам», признавая соответствующими Писанию только крещение, причащение и, в модифицированной форме, исповедь. Третья, тоже на латыни, с сопроводительным письмом к папе и, конечно, тоже переведённая, — «О свободе христианина». Данный труд, более абстрактно-теологический, чем два предыдущих, воспевал получаемую возрождённым христианином благодаря милости Божьей свободу от греха и рабской зависимости от дел, установленной старой церковью. Написав эти три трактата, Лютер стал первым автором в истории, который продал более ста тысяч экземпляров своих сочинений [70] . Он приобрёл огромное влияние. Остаётся, однако, вопрос, в какой мере его мысли доходили до простого человека. Вероятно, во многих случаях всё ограничивалось ключевыми фразами: «свобода христианина», «всеобщее священство», «спасение только Писанием». Но этих трёх лозунгов вполне хватило, чтобы расколоть весь средневековый порядок.

Папству и существующей на тот момент теологической и институциональной структуре «христианского мира» бросили перчатку. Провозглашение папы Антихристом перестало быть чистой метафорой. Подобно Гусу и другим радикальным реформаторам, а ранее францисканцам-спиритуалистам и Иоахиму Флорскому, Лютер был убеждён: церковь Христова столь развращена, что не за горами последние дни человечества.

Из-за мятежных воззваний папа пригрозил Лютеру отлучением от церкви в булле «Exsurge Domine» («Восстань, Господи!»). В октябре 1520 г. Лютер демонстративно сжёг экземпляр «Свода канонического права», а для неграмотной публики бросил в огонь и копию буллы, после чего его тут же предали анафеме. При таком обороте событий высший защитник церкви — светский «меч» имперской власти — не мог не вмешаться в происходящее. Лютера вызвали на рейхстаг в Вормсе, где он должен был предстать перед лицом 21-летнего государя и собрания сословий империи. Памятуя о судьбе Гуса на Констанцском соборе, курфюрст Саксонский потребовал от Карла охранную грамоту для человека, прославившего его герцогство.

Поездка Лютера в Вормс превратилась в триумфальное шествие. Однако вести публичные дебаты, которых он ждал, ему не позволили. Вместо этого на знаменитой встрече с императором Лютеру приказали во всеуслышание отречься от своих убеждений, на что он ответил отказом. Вследствие этого рейхстаг издал Вормсский эдикт, согласно которому Лютер и его сторонники, в дополнение к анафеме, объявлялись вне закона на территории империи. На обратном пути в Виттенберг курфюрст Саксонский «похитил» Лютера, теперь вдвойне изгнанника, и увёз в надёжное убежище замка Вартбург, где тот и будет находиться весь следующий год, занимаясь переводом Нового Завета на немецкий язык.

До этого момента Реформация носила характер интеллектуального движения и религиозно-юридической борьбы вокруг Лютера как отдельного человека. Слово «лютеране», впервые прозвучавшее в 1519 г., обозначало просто его сторонников. До рейхстага в Вормсе Лютер ничего не реформировал, да и после инициатива активного изменения церковных обрядов в соответствии с тем, что почиталось его доктринами, принадлежала больше интеллектуалам-лютеранам, чем самому их вдохновителю. В последующие четыре года это движение вызвало бурные волнения на территории центральной и южной Германии, которые привели к глубокому кризису 1525 г. [71]

Долгое время исследователи Реформации придерживались расхожего мнения, будто своим успехом она обязана поддержке местных князей. В действительности до 1525 г. Лютера поддерживал только курфюрст Фридрих Саксонский, хотя его протекция, несомненно, имела важнейшее значение для развёртывания движения. Тем не менее Фридрих, известный своим пристрастием к коллекционированию реликвий и весьма консервативный христианин, вряд ли понимал лютеровские идеи; он покровительствовал реформатору, скорее, как теологической звезде своего университета. Первым из местных правителей на защиту именно дела Лютера встал ландграф Филипп Гессенский, который в 1526 г. провёл реформу в своих землях. Вплоть до 1530 г. среди сторонников Лютера не будет замечено других князей [72] . В ключевой период своего формирования, который пришёлся на 1521–1525 гг., Реформация как движение представляла собой практически исключительно городское явление [73] . В этом отношении небольшой окраинный городок Виттенберг, при всём своём нравственном авторитете, не мог служить образцом для подражания. Центром притяжения для городской Реформации стали юго-западная Германия и швейцарские кантоны [74] .

Несмотря на то что этот процесс в каждом городе имел свои особенности, всё же у него есть приблизительная общая модель [75] . Его можно назвать умеренной коммунальной революцией позднесредневекового типа с добавлением весомого элемента религиозной, а не только политической трансформации. Большинство городских центров, втянутых в него, являлись вольными имперскими городами, то есть корпоративными коммунами, не имевшими другого сюзерена, кроме императора. Эти города добились независимости в XII–XIII вв. в ходе бунтов против владычества епископов или феодалов. На большое историческое значение данного феномена впервые указал Гизо [76] . Затем, как мы видели на примере фламандских городов [77] , в XIV–XV вв. произошла вторая волна бунтов, в ходе которых ремесленные цеха отобрали часть власти у господствовавшего в то время купечества, что привело не к подлинной демократизации, а лишь к расширению правящей олигархии [78] . Во всех этих городах ещё до начала Реформации магистраты в значительной степени контролировали церковные назначения и собственность. Протестантскому проповеднику достаточно было получить кафедру, чтобы организовать общественное давление с целью всеобщего реформирования городских приходов. Двух-трёх лет подобного давления обычно хватало, чтобы заставить членов городского совета назначать только протестантов, убрать иконы и в конечном итоге отменить мессы. В этом смысле германская Реформация раннего периода была подлинно народным движением. На большей части территории южной Германии процесс завершился к 1525 г. или чуть позже. В Нюрнберге переход к лютеранству безболезненно совершила сама олигархия без особого нажима снизу. В Страсбурге он затянулся, сопровождаясь конфликтами, которые привлекли в город множество независимых радикалов. В Аугсбурге, где жили Фуггеры, банкиры Габсбургов, и поэтому городскому совету приходилось действовать осторожно, долгое время официально признавались оба вероисповедания. В Базеле Реформация, возглавляемая Эколампадием — бывшим соратником Эразма, получилась столько же «эразмианской», сколько лютеранской. В Меммингене возникла другая комбинация, знаковая для всей революции, невольно развязанной Лютером. Здесь Кристоф Шаппелер, один из радикальных сподвижников Цвингли, в 1522–1523 гг. побудил «простой люд» добиться от городского совета проведения реформации. В следующем году его соратник, городской писарь Себастьян Лотцер, свёл воедино требования местных крестьян, составив из них «Двенадцать статей» Крестьянской войны [79] . В итоговом документе отразились, таким образом, все течения, питавшие революцию, — и религиозное, и гражданское, и плебейское.

Одна из самых ранних городских реформаций началась в 1519 г. в Цюрихе под руководством Ульриха Цвингли [80] . Будучи священником в главной городской церкви, Цвингли испытывал меньше духовных терзаний, нежели Лютер. Собственно, он начал свои духовные поиски с христианского гуманизма Эразма Роттердамского и лишь позже стал приверженцем теологии Божьей милости, проповедуемой Св. Павлом и Св. Августином. Им двигал также швейцарский национализм, выражавшийся в протестах против найма иностранными державами — Папством и Францией — швейцарских солдат. В зрелой его доктрине сочетались твёрдое упование на неопосредованную милость Бога с радикальным неприятием мессы и буквального толкования библейских заповедей. К такой теологии примешивались сильное чувство общинной солидарности и практическая забота о гражданской этике в Эразмовой манере. По его собственным словам, «христианин есть вместе с тем верный и хороший гражданин, а христианский город есть не что иное, как христианская церковь» [81] . Хотя Цвингли приступил к реформаторской деятельности в Цюрихском соборе ещё в 1519 г., он продвигался вперёд не спеша, с помощью аргументации и дебатов, желая привлечь на свою сторону магистратов. Поэтому цюрихская и вообще швейцарская Реформация развивалась путём многочисленных постановочных «диспутов» между сторонниками старой и новой веры. Когда почва была таким образом подготовлена, городской совет официально ввёл реформу в 1523 г. Пример Цюриха фактически можно рассматривать как архетип городской Реформации.

Такая Реформация, кроме того, изменяла отнюдь не только вероучение и литургию — она производила значительные институциональные преобразования. В досовременной Европе смена теологии влекла за собой смену экклезиологии, а это глубоко затрагивало общество в целом. И в городах, и в княжествах Реформация уничтожила параллельную систему церковного управления. Первыми исчезли монашеские ордена — международная сеть, служившая оплотом папской власти. Их солидное имущество и наделы частью отошли светским властям, частью — таким организациям, как больницы и благотворительные «общие кассы», которые заводили теперь в городах. Эти перемены коснулись 10–30% собственности в охваченных процессом областях. В то же время была упразднена тщательно разработанная система церковных судов, в юрисдикции которых находились не только проблемы ереси и морали, но и вопросы брака, наследования, социальной помощи, соответствующей эпохе, — все эти функции отныне возлагались на светские власти. Правонарушения, совершённые представителями духовенства, теперь также рассматривались не в специальном церковном суде, а в гражданских судах. В реформированных городах священники больше не составляли отдельную касту, а перешли в разряд обычных горожан. Записи актов гражданского состояния населения, l^tat civil, стали вести муниципалитеты. Каноническое право, насколько оно ещё сохранялось, было подчинено гражданскому. Не случайно Лютер драматически продемонстрировал свой окончательный разрыв с Римом, предав огню «Свод канонического права». Наконец, лютеранское духовенство не заседало в территориальных собраниях сословий, хотя клирики, разумеется, остались в рейхстаге и собраниях католических регионов.