— Можно и побольше, — согласился Денневитц. — Но несколько позже, сейчас Виктору Михайловичу есть чем и в Москве заняться. А в Покров поедете вы, Дмитрий Антонович. У вас же, насколько я помню, с тамошним главным сыщиком хорошие отношения сложились? Вот и узнайте у него, были ли звонки в Москву по приезде Виктора Михайловича в Покров. Заодно почву к прибытию отпускника подготовите…

Что ж, стоило в очередной раз признать, что Карл Фёдорович начальник неплохой — и дело знает, и людей своих бережёт. А что устроил одному из тех людей не шибко приятную проверку… Ну что тут поделать, служба у него такая. Впрочем, проверка может и повториться, так что держать ухо востро всё равно надо.

Потихоньку свернули опять на Яковлева. Тёзка по моей просьбе специально для Воронкова повторил уже излагавшиеся Денневитцу соображения насчёт происхождения речевых особенностей столь интересующего нас персонажа, Воронков, недолго подумав, с нашими предположениями не то чтобы прямо согласился, но всё же признал их правдоподобие. В конце-то концов, одиннадцать лет — срок немалый, не исключено, что беглому одесскому аферисту пришлось вспоминать русский язык чуть ли не заново. Но главный вопрос — где Яковлева-«Джексона» эти одиннадцать лет черти носили — так пока и оставался вопросом, а никаких более-менее осмысленных вариантов ответа ни у кого из нас не имелось, разве что предположения разной степени вероятности. Гадание какое-то на кофейной гуще, а не следствие, чтоб его…

Одно, впрочем, можно было сказать точно: в Россию Яковлев въехал по документам на другое имя. Новостью это не было, ещё до возвращения Воронкова Денневитц выяснил, что по документам на имя Василия Христофоровича Яковлева никто в Россию не въезжал. Тут, как говорится, что в лоб, что по лбу — не въезжал с паспортом на своё имя, значит, въехал с паспортом на чужое. Воронков высказал резонное, как всем нам показалось, предположение, что паспорт, по которому вернулся в Россию Яковлев, не был и российским. Почему мы были в этом так уверены? Как разъяснил мне тёзка, подать заявление об утрате паспорта и его восстановлении — значит, обречь себя на полицейскую процедуру подтверждения личности, так что получить таким образом паспорт на другое имя практически нереально. Если такое заявление подать в российское посольство или консульство за границей, нереальность эта даже увеличивается, хотя куда уж, спрашивается, дальше. Нет, можно, конечно, попробовать подкупить чиновника на месте, но тут тоже палка о двух концах, и не факт ещё, что получится. А уж если Яковлев жил долгое время вне России, то почему бы ему не обзавестись иностранным паспортом на любое имя? Есть же государства, где такое провернуть, по словам тёзки, не очень и сложно… И вовсе при этом не обязательно, что искать нам теперь надо какого-нибудь Бэзила Джексона или Базиля Жако. Впрочем, эта моя идея с иностранными аналогами имени и фамилии нашего фигуранта тёзке понравилась, и он её перед Денневитцем и Воронковым озвучил. Отнеслись к ней по-разному — Денневитц как-то не увлёкся, а вот Воронков, наоборот, заинтересовался, пояснив, что люди, которые по разным причинам выдают себя за других, часто пользуются именами и фамилиями, схожими со своими настоящими, потому что так легче самим не запутаться. Однако Денневитц немедля вернул сыщика к реальности, подчёркнуто бесстрастно предложив ему подумать, каким образом он или кто-то ещё будет выяснять, въезжал ли в Россию подданный неведомо какого государства с неведомо какой фамилией, производной от разновидности имени Яков неведомо на каком языке. Воронков подумал и скромно притих.

Тем не менее, к концу дня что-то похожее на план поисков Яковлева мы набросать сумели. Для начала Воронков вызвался ещё раз допросить всех доступных нам людей, знавших Яковлева, а заодно обратиться к бывшим сослуживцам в Москве и с их помощью прошерстить в очередной раз московских уголовников. Ещё у сыщика появилась здравая мысль составить перечень мест, где проявлялся в Москве Яковлев, и отметить их на карте столицы — вдруг обнаружится в том какая закономерность? Мало, понимаю, очень мало, но для начала и это сойдёт. Кому не нравится — попробуйте поискать сами.

[1] «Место встречи изменить нельзя», Одесская киностудия, 1979. Режиссёр Станислав Говорухин

— Знаете, Виктор Михайлович, — сразу после обмена приветствиями профессор Хвалынцев перешёл к деловой части, — я нашёл-таки разрешение возникших у нас с вами затруднений.

— И какое же, Степан Алексеевич? — заинтересовался тёзка. Мне тоже стало интересно.

— Я тщательно обдумал ваши слова о некоторой неэтичности наших опытов, — ну надо же, кто бы мог предположить! — и пришёл к выводу, что во многом вы здесь правы. Поэтому участие в опытах Евгения Леонидовича пока что будет исключено.

Пришлось признать, что в использовании оговорок господин профессор проявляет немалое мастерство. «Некоторая неэтичность» и «пока что исключено» как-то почти незаметно, зато действенно обесценивали согласие Хвалынцева с позицией дворянина Елисеева и заставляли сильно сомневаться в истинных мотивах Степана Алексеевича. Впрочем, обещание исключить, пусть и временно, использование ассистента в качестве подопытного кролика уже само по себе смотрелось неплохо, в особенности по той причине, что дать тут задний ход профессору было бы крайне сложно.

— Однако же совершенствование навыков ускоренного внушения невозможно без опытов с участием других людей, — не «опытов на людях», заметьте, а «опытов с участием людей», лихо господин профессор извернулся! — Поэтому практиковаться вы, под моим, разумеется, присмотром, будете на институтских работниках. С Александром Андреевичем это уже согласовано, — поспешил заверить Хвалынцев.

Сказать прямо, у нас с тёзкой тут же появились сомнения в том, что ротмистр Чадский такое дозволил. С другой-то стороны, в то, что Хвалынцев вот так, внаглую, врёт, верилось тоже с трудом — не дурак же он, в конце концов. Да и не почувствовал тёзка лжи в словах господина профессора. М-да, похоже, мы не вполне себе представляли, насколько близко успел жандарм снюхаться с институтскими деятелями, тут, кажется, дело зашло уже слишком далеко…

Предполагалось, что опыты будут несколько отличаться от тех, что проводились над ассистентом профессора. Работников института тёзке следовало подкарауливать в коридорах, соединявших служебные помещения на первом этаже, и крытом переходе между двумя основными институтскими зданиями. Профессор Хвалынцев посчитал желательным, чтобы поначалу дворянин Елисеев практиковался на одиночках, заставляя их совершать не ущемляющие их достоинства и не представляющие для них опасности действия, которые, однако, можно было чётко и ясно определить как необычные и неуместные в каждом конкретном случае. Действия эти должны были продолжаться недолго, затем тёзке нужно было провести повторное внушение, побуждающее подопытного забыть о случившемся. Далее предполагалось проведение внушения сразу двум-трём людям — Степан Алексеевич высказал полную уверенность в том, что его ученику такое по силам. Сам же профессор собирался держаться в прямой видимости, не вмешиваясь без крайней необходимости.