Шрифт:
— Ну уж нет. — Он стал целовать её мокрые глаза. — Ты никуда от меня не денешься. Запомни, сердце моё, если ты попала к Белозёрским, ты уже никуда от нас не денешься. От меня не денешься. И замуж выйдешь за меня. И детей рожать мне будешь. Поняла?
— Поняла…
Глеб
— Глеб, это видео из машины сопровождения. — Дядя Коля повернул ноутбук ко мне экраном. Включил воспроизведение. Впереди машины охраны, откуда велась запись двигался белый «Мерседес». Это была машина Оли. Вдруг она резко стала увеличивать скорость. Скорость увеличилась до 150 километров в час. Охрана пыталась связаться с Ольгой. Но она не отвечала. Потом «Мерседес» резко повернул и на полном ходу врезался в дорожное бетонное ограждение. Машина, деформируясь подпрыгнула и отскочила назад. Показалось пламя. Охрана остановилась рядом, к «Мерседесу» подскочили секьюрити. Стали тушить из автомобильных огнетушителей машину. Один из мужчин, пытался открыть водительскую дверь. Но её деформировало. И открыть не получалось. Подъехала патрульная машина с проблесковыми маячками. Полицейские стали помогать тушить. Камера бесстрастно фиксировала всё, что происходило там. Пламя удалось сбить не погасить окончательно. Машина дымилась. Плюс пар из повреждённой системы охлаждения. На горячий двигатель выливался тосол. Потом подъехали пожарные и скорая. Ольгу вытащили из машины, разрезав дверь и часть крыши. Положили на носилки. Врачи склонились над ней. Потом носилки поместили в карету скорой помощи и машина уехала.
— Дядь Коля, запись из салона Ольгиного «Мерседеса»?
— Сейчас. — Он закрыл видео, которое просмотрели только что. Навёл курсор на следующую папку-файл. Кликнул и отошёл. Пошла запись. Ольга вела машину. Как всегда, выглядела идеально. Деловой костюм, макияж. Красивая она всё же. В машине она была одна. Внимание сосредоточено на дороге. Ни разу не подняла взгляд на камеру. А она знала о ней. Это не скрывалось. Таковы были требования безопасности. В какой-то момент она всё же взглянула в камеру. Лицо сосредоточенно. Взглянув, опять перевала взгляд на дорогу и увеличила скорость. — Здесь она разгоняется. Сейчас она посмотрит в камеру. — Пояснил дядя Коля. И она действительно взглянула. Теперь она была другая. Она словно сделала какой-то выбор. И уже была не здесь, а там за чертой. Её взгляд был ясным, чистым. Её губы прошептали: «Прости» и она, не глядя на дорогу, вывернула руль влево. При этом продолжая смотреть в камеру. То есть, на меня. Она знала, что я буду эту запись просматривать. Она словно просила прощения и прощалась со мной. Потом картинка резко прыгнула. Это был удар. Сработка подушек безопасности. Они закрыли обзор. Я смотрел до последнего. До того момента, как спасатели добрались до Оли. Подушка безопасности сдулась. Увидел её. Она была белая, как снег. Ни кровинки на лице. Её вытащили. Всё, запись остановилась. Я сидел и молчал. Дядя Коля и Стас тоже молчали. Потом Стас положил передо мной на стол какие-то документы.
— Глеб, заключение технической экспертизы. Рулевое управление и тормозная система были исправны. — Сказал он.
— Это и так понятно. — Ответил ему. — Она сама это сделала. Не было никакой диверсии. — Стас и Сеченов кивнули. — Значит так, официальная версия, Ольга потеряла сознание во время движения. Это и привело к ДТП с летальным исходом. Никакого суицида. Я надеюсь, это понятно? Запись сделанную в салоне уничтожить. Оставить только запись из машины охраны.
— Понятно. — Ответил дядя Коля. Стас кивнул.
Через два дня привезли из Швейцарии спецрейсом гроб с телом Ольги. Его поставили в конференц-зале главного офиса. Что бы все работники могли проститься. Прощание прошло до обеда. Ей приносили цветы. Много цветов. Ольгу здесь все хорошо знали. Тут же был её портрет в траурной рамке. Я не был там. Сидел в своём кабинете. Выпил виски полбутылки. Наконец, ко мне зашёл Станислав.
— Глеб. Все простились. Через три часа рейс. Её увезут к ней на родину. Сейчас гроб закроют и подготовят к транспортировке в аэропорт. Через два часа поминки в ресторане. Иди, всё же простись с ней. Ты так и не подошёл к ней ни разу.
— Ты прав, пошли.
Мы спустились в конференц-зал. Сейчас там оставались работники ритуального агентства, Сеченов и несколько человек из охраны и управления офиса. Я подошёл к гробу. Посмотрел на Стаса и дядю Колю.
— Пожалуйста, пусть все выйдут. Оставьте меня с ней на едине. — Мы остались с ней одни. Внимательно смотрел ей в лицо. Гримёры хорошо постарались. Она была словно живая. Даже румянец был. Казалось, она просто прилегла отдохнуть. Скоро встанет и улыбнётся мне.
— Скажи, Оль, зачем ты это сделала? Почему? Да, я не дал тебе то, что ты очень хотела. И ты знала это. Но я дал тебе всего остального с избытком. Я верил в тебя. И ты обещала мне. Ты обещала. И подвела меня. Даже больше, ты меня предала. Бросила, просто сбежав. Я не смогу тебя простить за это… Но хочу у тебя попросить прощения. Прости меня, Оля. И прощай.
Коснулся её сложенных кистей рук, накрыв их своими ладонями. Постоял так, глядя на неё. Потом наклонился и поцеловал её в лоб. Отступил назад и пошёл на выход. Не оглядываясь.
Гроб увезли в аэропорт. Потом самолётом на её родину. Сопровождающими поехали Сеченов и глава администрации главного офиса. На поминки я приехал. Сказал первый поминальный тост. Выпил и после уехал домой. Всё закончилось. Закончился один этап, но неизбежно начался другой. Это круговорот жизни. И жизнь продолжалась…
Аврора
В тот день Глеб приехал мрачнее тучи.
— Здравствуй, Аврора. — Он снял пиджак. Снял галстук. Бросил их на диван. Потом зашёл в ванную вымыл руки и сполоснул холодной водой лицо. Я ждала его с Костиком на руках. Глеб подошёл к нам, забрал сына. И прижал его к себе.
— Глеб, что-то случилось? — Спросила мужа.
— Случилось. Ты ещё не знаешь? — Я отрицательно качнула головой.
— Глеб, ты о чём?
— Ольга погибла. Сегодня.
Кровь отхлынула от моего лица. Непроизвольно я закрыла ладошками рот.
— Как? Почему?
— Разбилась на своей машине.
— Мне очень жаль.
Он кивнул, продолжая укачивать сына.
— Глеб, я не желала ей зла. А тем более такого. Я не хотела её смерти… — Взглянув на мужа, я резко замолчала. Он смотрел на меня уставшими глазами.
— Не надо, Аврора. Её уже нет. А значит уже не важно, как ты или мама с Ксюхой относились к ней. Ничего уже не важно.
— Прости.